Флайер доставит гъонинов к подножию священной горы, далее они продолжат восхождение пешком. Подъем на гору включает в себя десять остановок, что соответствует десяти ступеням между адом и раем. Каждая из остановок отмечена либо святилищем, либо другим святым местом и, наконец, на самой вершине святилище Гасан. Там они возносят подношения, производят очистительные ритуалы, а также гадают, будет ли удачным следующий год..
— Как это?
— Они зажигают светильники, и если те не гаснут во время очистительной молитвы, значит, все хорошо. Ранее, — добавил Хонэн, — еще на Землео таким образом гадали на урожай, ну а теперь, когда мы сильно зависим от него, просто на удачу.
После тою как аскеты проделают все положенные процедуры, в числе прочего и посещение Сайкона, или очистительного зала, гьонины спускаются с горы и приносят с собой цветы и веточки вечнозеленого растения лемии, что похожа на другое вечнозеленое растение — священное сакаи. Они раздают эти предметы всем, а также бумажные амулеты из храма, после чего начинается сака-мукаэ — пиршество в честь прибытия, от слов мукаэ — приветствие и сака — наклон, граница или, если хотите, сакэ. Ах, жаль, — опять вздохнул старик, — а ведь раньше Харюяма продолжался в течение трех дней. Гьонины должны были ночевать на горе в грубом жилище, что являлось еще одним из действий аскетизма или гьо, а теперь молодежь…
Обычаи предков уже никто не соблюдает, — завел он обычное ворчание людей его возраста и склада.
— Все это очень интересно, — кивнул Рип, — однако я не понял главного, а именно — зачем.
— Что зачем, молодой человек?
— Для чего эти люди лезут на гору?
— Это же очевидно. В наш космический век вместе с развитием многочисленных новых религий и свободой проповедования старых тем не менее атеизм процветает полным ходом. Хорошо это или плохо, я сказать не могу, однако, как известно, развитие идет по спирали и сегодняшний уклад когда-нибудь сменится глубокой религиозностью.
Наши предки были верующими людьми, и праздник Харюяма — одно из проявлений поклонения. Гьонины, совершая восхождение, как бы поднимаются от преисподней к небесам, от обыденного к сакральному. Вернувшись, они являются уже не просто людьми, а священными фигурами, даже ками. Сака-мукаэ можно перевести еще и как встреча на границе. Встреча мира сакрального, где только что побывал гьонин, и мира обыденного, где живем мы. Не случайно и в других религиях паломничество к священным местам являлось одним из если не обязательных, то, скажем, сильно желательных ритуалов; а вернувшихся паломников встречали, как святых. У нас это вылилось вот в такое восхождение на гору, где на каждой из десяти ступеней аскеты останавливаются у святого места, ну а принесенные ими растения и амулеты — это святые или священные вещи, как, например, освященные в Иерусалиме образа в христианстве. Они раздают их всем, чтобы другие люди также могли приблизиться к духовному миру. Помимо прочего, они символизируют приведенных аскетами с горы ками, дабы те могли благословить наши дома и поля. Нынче Харюяма утратил свое вкладываемое ранее глубокое духовное значение, многие видят только внешние атрибуты, как красивые фигурки-амулеты, подносимые детям, музыку застолья, но это наша история, наши традиции, и мы их глубоко почитаем и бережно храним. Это одна из вещей, которую мы привезли сюда еще с Земли и которая осталась и прижилась в этом мире. Вы понимаете, Рип-сан? Рип кивнул:
— Начинаю понимать, спасибо, что объяснили, Хонэн-сан.
— Да не за что, — старик улыбнулся, — мне было приятно общаться с вами. Понять человека, по-настоящему понять, можно если не проникнувшись, то хотя бы узнав его духовный мир, который в любом случае является отражением и продуктом его прошлого, его корней. Не забывайте об этом. — Старик хитро и совсем по-мальчишески подмигнул Рипу.
Сакэ оказалось довольно крепким спиртным напитком, реиепт был вывезен еще с далекой родины нйхонцёв. Ну и, конечно, одним сакэ не ограничивалось, было здесь и пиво, и вина, и водка, и еще огромное количество всякой снеди.
Люди вокруг много пили, веселились, им было хорошо. Праздник.
Марико — нарядно одетая, радовалась вместе со всеми. Рип отметил, что красавец Ябу-сан ни на шаг не отходил от принцессы. Они вместе танцевали, вместе сидели за столом, что-то рассказывали друг другу.
За Рипом же увязался Хонэн. К середине праздника уже порядком подвыпивший, мажордом заплетающимся языком лепетал что-то о местных родах, обычаях, оседлав своего любимого конька и обретя в лице Винклера благодарного слушателя.
Рип внимал его откровениям в пол-уха, его больше занимала принцесса Он не переставал украдкой кидать взгляды в сторону девушки, не раз натыкаясь на колючий взгляд Ябу.
— Сумо, сумо! — разнесся по залу неожиданно громкий крик.
Все гости, повыскакивав из-за столов, дружно повалили к выходу.
— Что, случилось, куда они все спешат?
Хонэн также начал выбираться со своего места, что, учитывая количество поглощенных напитков, давалось ему не без труда.
— Вы разве не слышали? Сейчас начнутся бои сумо.
— Какое сумо?
— Вы не знаете, что такое сумо? Помогите мне встать и скорее пойдемте, я по дороге вам все объясню.
Рип одним рывком вытащил маленького Хонэна из-за стола и поставил на ноги.
— С-спасибо, — произнес тот, как все пьяные растягивая слова на первом слоге, и, шатаясь, направился вслед за исчезнувшей толпой.
— С-сумо, — вещал по дороге Хонэн, — это старинная национальная борьба, ее, как и многое другое, наши предки привезли с Земли, когда перебирались на эти планеты.
— А откуда такое название?
— Н-не перебивайте, — обиделся Хонэн, — раньше эти состязания были приурочены к празднику окончания уборки риса — Сумаи, отсюда и сумо, а сейчас, когда рис выращивается в теплицах, Сумаи, как и многое другое, к сожалению, канул в Лету, но борьба осталась. Ежегодно проводятся все имперские чемпионаты или такие, как сегодня, показательные и любительские бои.
К этому времени они уже дошли. На площади перед дворцом, прямо под открытым небом был устроен небольшой помост, покоящийся на глиняном основании. По периметру помост ограничивали жгуты, над помостом располагалась небольшая крыша, поддерживаемая вкопан ными в землю столбами со свисающими драпировками. Народ на трибунах уже занял свои места и увлеченно шумел.
— Это дохи, — шептал На ухо Хонэн, — так называется площадка, на которой проходит борьба. Говорят, раньше вокруг него в землю вкапывались острые колья, на которые победитель сбрасывал побежденного; впрочем, может, это всего лишь красивая легенда.
Рип поспорил бы насчет красоты легенды, но тут на площадку с двух сторон поднялись два человека. Оба высокие, плечистые, из одежды почти ничего нет, кроме куска материи, странным образом обмотанного вокруг бедер, но не это главное. Оба сидевших впротивоположных концах дохе и напряженно смотревших друг на друга борца были чудовищно огромны. Рип прикинул, что каждый из них наверняка весил никак не меньше ста килограммов.
Под оглушительный рокот зрителей борцы встали и, чуть согнувшись, начали медленно сходиться. Не дойдя друг до друга, они замерли и принялись сверлить противника взглядом, в полном смысле этого слова.
— Сикири! — вскричал довольный, как ребенок, Хонэн.
— Чем это они занимаются?
— Сикири — это психологическая борьба, раньше сикири не было ограничено временем, и случалось, что один из партнеров, испугавшись грозного взгляда, сдавался без боя, но сейчас, — с сожалением продолжил старик, — оно должно длиться не более двух-четырех минут.
Рип не понимал, как это кто-то мог сдаться, испугавшись взгляда, как и не видел смысла в выпучивании глаз в сторону противника, когда давно можно было вырубить его метким ударом. Но не ему осуждать, чужие обычаи.
Устав рассматривать взаимные прелести, борцы наконец-то сошлись, они налетели друг на друга, как две огромные скалы, и на секунду замерли в такой позе. А затем началась борьба.
Тут только Рип заметил, что один из противников заметно уступает другому и в весе, и по габаритам. Он был удивлен, так как, насколько помнил, в каждом виде спорта, основанном на противоборстве, существовали весовые категории, иногда их было даже досгаточно много, чтобы соперники имели более или менее одинаковые шансы. Он спросил об этом увлеченно следящего за схваткой Хонэна.