В лагере поднялась над иглой звездолета и понеслась за горы оранжевая точка флайера.
Наблюдая эту ставшую до боли знакомой картину в третий раз, Рип убеждал себя, что на этот раз это окажутся не они, не родители.
Знакомый корпус геологов. Знакомая доска объявлений и до боли знакомое число. Двадцать четыре.
Рип пулей летит к стоянке флайеров. Заскакивает в ближайший. Синий, с белой полосой. Он всегда ближайший. Привычным движением выжимается газ, тянется на себя штурвал, и флайер почти вертикально, под общие недоуменные взгляды возносится в небо. Тратить время на бесполезные уговоры начальства Рип прекратил еще две попытки назад.
Машина прекрасно слушается руля. Нос разворачивается в сторону гор и на автопилоте набираются знакомые цифры: 542.
Он надеется, очень надеется, что в этот раз успеет.
Надежда умирает…
Ветер усиливается. Видимость нулевая. Рип не отпускает микрофона передатчика.
Через секунду, он знает, покажется бок родительского флайера. Пока еще целый. В следующее мгновение звучит наполовину с помехами голос отца:
— …вас слышу, что стряслось? — Наверное, в голосе звучит беспокойство.
— Срочно садитесь! Прекратить полет! — Рип кричит, стараясь перекричать бурю. — Садитесь!
Рип приближается к флайеру родителей. Третий раз. И третий раз понимает, что опоздал.
Надежда умирает последней.
Вспышка. Ярко-огненный цветок. Флайер вместе с Рипом отбрасывает взрывной волной…
— Доктор, что с ним? Надеюсь ничего серьезного?
— Просто ушиб, возможно, небольшое сотрясение. Не беспокойтесь. Организм молодой, он быстро поправится.
— Спасибо, доктор. Хоть одно хорошее известие за последнее время.
До боли знакомые вопросы и такие же до боли знакомые ответы.
Если бы Рип захотел удивить их, он произнес бы вслух следующую фразу любого из собеседников. Если бы хотел…
Сейчас, он знает, надо лежать, разыгрывать из себя тяжелобольного. Это ничего не изменит, но Винклеру не хочется отвечать на их вопросы.
Родителей не вернешь. Надежда умерла. Но на пепелище старой загадочной птицей феникс возникает новая.
Рип украдкой кидает взгляд на часы. Восемь утра. У него еще целых два часа. Два часа бесполезного ожидания и мучительного бездействия. Два часа раздумий.
Потом темнота, мгновенное ощущение холода, удушья и перед глазами камера Тай-Суя.
Он знает. Он будет пытаться еще и еще. Пока не догонит родителей или пока проклятая машина не перенесет его куда надо, на день назад. В двадцать третье число.
Как в первый раз. Как и во все последующие попытки, он упорно ставил конечным пунктом именно его.
Как и в первый раз, по какой-то невероятной причине Тай-Суй упорно игнорировал этот день и с не меньшей настойчивостью отправлял Рипа в следующий. Ровно на сутки вперед. Но на какие важные сутки.
В следующую попытку Винклер решил поставить Тай-Суй еще на день назад. Кто знает. Может, получится.
Ну а пока…
— Вы уже проснулись. Как вы себя чувствуете?: Смуглое симпатичное лицо. Белая шапочка.
— Спасибо, лучше. Что со мной произошло? — задает Рип свой обычный вопрос, хотя ответ известен заранее.
— Произошла катастрофа. Ваш флайер…
Рип не слушает, но и не перебивает. Просто безучастно смотрит в потолок и ждет, когда она закончит. Медсестру зовут Мая.
— Как вас зовут? — спрашивает он.
— Мая, — отвечает девушка и отчего-то смущается. Румянец прекрасно смотрится на загорелой коже. — Лежите, не вставайте, сейчас я позову доктора…
— Не надо. — Рип останавливает ее движением руки. — Если вам не трудно, принесите лучше мне что-нибудь поесть. — Он всегда это просит. Потому что в последующие сутки возможности больше не представится.
Через час придет доктор. Потом начальник экспедиции. Рип скажет им, что ничего не помнит. Изображать амнезию он умеет особенно натурально. Потом он скажет, что очень устал и хотел бы отдохнуть. Они послушно оставят его в надежде задать свои вопросы завтра.
Завтра. Для них оно настанет. Для него в этом времени нет.
Когда маленькая стрелка настенных часов достигнет цифры десять, завтра этого мира после темноты и холода исчезнет. Останется лишь ноюшая боль в груди, матово-серая поверхность временной капсулы Тай-Суя и… надежда.
Надежда, как говорится… последней.
Это происходило на Угрюмой, однако никто из многочисленного состава экспедиции, ни тем более скачущий по временам Рип Винклер не могли этого видеть.