По внешнему виду тех от других отличить было совершенно невозможно. Все одинаково рослые, с сетками боевых шрамов, в пестрых одеждах, с ног до головы обвешанные оружием, путешественники оставили свой корабль на космодроме, доверху забитом летательными аппаратами. Ночевать решили возвращаться на него. Хоть шумно, но есть гарантия, что ничего не растащат. Облачившись, как подобает для своей миссии — не очень броско, но и не бедно, — искатели направились в город.
— Кто капитан этой посудины? — Голос отразился от бетонного покрытия взлетной полосы и разнесся по полю.
Непомерно толстый, здоровый субъект в давно не стиранной одежде, с трубкой в зубах, повернулся в сторону вопрошавшего.
— Ну, допустим, я.
Эйсай пододвинулся, но недостаточно близко — капитана окружал ореол запахов, начиная от застарелого пота и чеснока и заканчивая дешевым табаком.
— Если не ошибаюсь, вы летите на Угрюмую?
— Пассажиров не берем. Не положено! — пыхнув дымом в лицо собеседнику, категорически заявил космический волк.
— Но, капитан…
— Старший капитан! — Субъект поднял сосискообразный палец с обгрызенным ногтем.
— О-о, в вашем возрасте и уже старший, — решил польстить ему нихонец. Мы же взрослые люди и обо всем можем договориться.
— Пассажиров не берем! — упрямо процедил старший.
— Но мне очень нужно, понимаете, на Угрюмой у меня девушка, — начал сочинять на ходу нихонец, — невеста. По окончании экспедиции мы должны пожениться. Восемь месяцев не виделись. Мне еле удалось вырваться и добраться сюда. — Он заговорщицки ткнул толстяка в бок. — Как мужчина мужчину, вы же понимаете. Восемь месяцев… не виделись.
Звездолетчик плотоядно хмыкнул, но тут же взял себя в руки.
— А мое какое дело! Да хоть целый год! Сказано, пассажиров не берем и баста. Таковы правила компании, — важно изрек он. — И не было еще, чтобы старший капитан Реджилальт Тибольт нарушил пра…
— Сто кредиток.
Капитан замер с открытым ртом, сумма была не маленькая. Когда прошло первое оцепенение, он сподобился вставить:
— Мне! Продать свою совесть! Репутацию! Все, что зарабатывал годами службы. Да как ты вообще мог подумать, что я возьму твои грязные деньги…
— Сто пятьдесят. — Эйсай выудил бумажник и принялся задумчиво перебирать цветастые пластинки.
— Хоть миллион! Реджилальт Тибольт не продавался и не продастся! Говоря это, он не отводил взгляда от бумажника.
— Двести. И это последняя цена, — отрезал нихонец. — Хотя, если ваша совесть вам дороже… — Нихонец сделал попытку спрятать бумажник, но это ему не удалось. Сверху легла неподкупная лапа космического волка.
— Говоришь, ради невесты… — Взгляд не отрывался от денег.
— Только ради нее, — серьезно подтвердил юноша. — Мне и в голову не пришло бы предлагать деньги такому, сразу видно благородному, человеку. Но любовь…
Капитан не слушал, всецело поглощенный зрелищем цветастых карточек.
Нихонец молча отсчитал двести кредиток.
Толстяк воровато оглянулся, а затем деньги с молниеносной быстротой исчезли в его облачении. То, с какой ловкостью толстяк провернул это, наводило на мысль о привычности подобной процедуры.
— Только из-за любви, — пробурчал капитан.
— Конечно, — улыбнулся нихонец.
— Я ведь тоже любил когда-то, — дыхнув табаком, доверительно шепнул космический волк.
— Я могу идти? — едва справляясь с приступом удушья, осведомился Эйсай.
Капитан гостеприимно махнул в сторону опущенного трапа корабля и, отвернувшись, тут же заорал на кого-то во все горло:
— Арки, отродье Вергомота, каким образом, блевотина Тифона, ты собираешься грузить эти ящики…
Эйсай поспешил ретироваться. Юноша ликовал. Первую часть плана он осуществил.
— Твое имя Харрайдин?
— Допустим.
— Мне рекомендовали тебя как знающего человека.
— В каком смысле?
— Нужна информация.
— Информация? — Глаза пирата, как и десятков других до него, подозрительно прищурились. Эти люди могли отобрать у соперника добычу, могли обмануть, ударить в спину, убить, но выдать его… считали ниже своего достоинства.
— Вот, — Рип положил перед пиратом изображение глаза, — когда-нибудь видел такую штуку?