Юноша надавил на подстилку. Под ней прощупывались твердые круглые пруты в палец толщиной. Он прошелся по периметру. Пруты опутывали всю комнату. Во всяком случае, стены и пол точно.
Ничего не оставалось, Эйсай сел и принялся ждать.
Сквозь мягкую обивку почувствовалась легкая вибрация, затем невидимая волна тяжести накатила на тело Эйсая. Корабль покидал планету.
После узкого коридора шли ступеньки, затем коридор расширился. Впереди маячила затянутая в пиджак спина хозяина дома.
— Его отец, кто он? — задал шепотом вопрос император.
— Олонэ. Как мне рассказывали — легендарная личность. Перед тем как осесть на Абебе и заняться продажей информации, он облетел чуть ли не всю галактику.
— Будем надеяться, отец нам поможет.
Наконец они пришли. Небольшая, как и первая, невзрачная дверь. Счастливчик осторожно постучал.
— Входите, входите, — раздался с той стороны знакомый голос.
За дверью расположилась средней величины комната. Ковры на стенах и полу, дорогая деревянная мебель, большие, в человеческий рост, окна и под стать им огромная кровать.
У кровати подмигивали индикаторами медико-диагностический комплекс, аппарат искусственного дыхания, механическая почка, прибор стимуляции сердечной деятельности и еще многое-многое другое.
В окружении этих достижений медицинской техники, весь обвитый трубками, по которым подавались или выводились жидкости, опутанный множеством проводов и датчиков, лежал старик. Это был уже почти не человек. Живая мумия с пергаментной кожей, обтягивающей кости и череп с редкими пучками волос. Руки, напоминающие две палки, безжизненно вытянулись вдоль туловища. Одного глаза не было, пустая глазница обвинительно смотрела на вошедших, но зато второй… Некогда голубой, а теперь с выцветшей радужкой, второй все еще сиял на этой маске задорным блеском. Он казался единственным живым существом в этой комнате.
— Это и есть твои посетители, Ден? — произнесла мумия, и было странно услышать, что она может еще и разговаривать.
— Да, папа, — покорно ответил Счастливчик.
— Представь нас.
— Это мой отец, капитан Олонэ, а это, — он показал на Рипа с Таманэмоном, — император Нихонии Таманэмон Дэнтедайси и его спутник Рип Винклер.
— Вот как, император. — Старик закашлял, и розовая жидкость по одной из трубок тут же устремилась к немощному телу. — Помню, я знал когда-то одного императора.
— Вы можете помочь нам? — спросил Таманэмон.
— Покажите-ка еще раз, что там у вас нарисовано. Император подошел и развернул перед лицом старика изображение глаза.
Некоторое время тот, не мигая, смотрел на него.
— Да, это он, — наконец выдавил Олонэ, — я узнаю его. Давненько это было, и с той поры я ничего подобного не видел, пока вы… — Он махнул сыну. — Оставь нас.
— Хорошо, папа. — Счастливчик поклонился и покинул комнату.
— Ну как вам мой малыш? — хвастливо пролепетал больной. — Красив, умен, образован, вылитый я в молодости.
— Так как там с глазом? — напомнил император.
— Какой нетерпеливый. В моем возрасте и положении торопиться некуда. Что мог, я уже испытал. Сейчас вот отдыхаю. — Он опять закашлял. Очередная порция розовой субстанции полилась к телу. — Где вы это нашли?
— Люди с такими татуировками напали на мой дворец, — слегка слукавил император.
— Вот как, выходит, они и сюда добрались. Я надеялся, что никогда больше не увижу вашего знака, ан нет, на старости лет довелось… — Он опять закашлялся, но лекарство почему-то не потекло, тогда Рип, к своему изумлению, понял, что старик смеется.
— Расскажите, — попросил император.
— Да, рассказать, — перестал смеяться старик, — рассказать.
Было это лет… не важно, в общем, шел мне тогда шестнадцатый год. Надо вам сказать, что, несмотря на все слухи о моем якобы благородном происхождении, которые я сам и распространял, происхожу я из семьи бедного фермера, и отца своего я прекрасно знал. Нас у родителей было одиннадцать, считая со мной. Я и сейчас без содрогания не могу вспоминать свое детство. Вечно голодные, грязные, в обносках, мы работали в поле с утра до вечера, но скудного урожая все равно едва хватало, чтобы сводить концы с концами. И я сбежал, не думаю, что обо мне особо горевали. Сбежал в город, тогда он мне казался воплощением всех надежд. Эдаким райским садом, где каждый получает по заслугам и живет в свое удовольствие, ну а заслуги, как вы понимаете, у меня, по моему собственному мнению, были немалые.
И началось. Я воровал, меня ловили, выходил, снова воровал, пока наконец в пятнадцать лет мне не посчастливилось попасть юнгой на корабль.