Старуха веселилась на славу.
Веселье еще не кончилось.
Пят… четырнадцать.
Леди Гленован, выросшая в набожной семье, не понимала, как люди могут так ненавидеть других людей.
Ненавидеть, чтобы убивать.
Неужели в космический век такое возможно! Неужели человечество, даже выйдя в космос, так ничему и не научилось!
Да, ее муж выступал на собрании Большого Круга против политического союза с Нихонией…
Но ведь за это не убивают…
Они налетели, как вихрь, как ураган, с криками: «Да здравствует Нихония!»
На них были черные одежды, странно сливающиеся с черными волосами, и уже в этом крылось нечто зловещее.
Леди Гленован видела, как пронзенный стрелой упал ее муж. Граф Волконский умер сразу, даже не успев понять, в чем дело.
Было утро, когда их разбудил этот грохот. Граф вышел на балкон узнать, в чем дело. Его голос неожиданно оборвался, и он свалился в спальню. Гленован закричала, увидев, как вокруг торчащего из левой стороны груди оперенного древка расплывается ярко-алое пятно.
Она все поняла и первой мыслью после мысли о муже была: «Сын!»
Восьмилетний Квентин находился в своей спальне. Мальчик мог тоже выйти на балкон или из любопытства сбежать во двор.
Леди Гленован охватил ужас.
— Квентин!!! — Она кинулась к комнате ребенка.
В коридоре ее встретил начальник охраны и близкий друг графа, сэр Гай Юлиус.
— Нихонцы, — произведя жест обязательного приветствия, бросил сэр Юлиус, — они застали нас врасплох. Большая часть солдат даже не вооружена. Затем посмотрел на перепуганную госпожу. — Сэр Волконский, граф, он…
— Он умер, — с трудом выдавила из себя Гленован, — нужно торопиться, наш сын…
— Да, да, конечно. — Сэр Юлиус двинулся по коридору, на ходу отдавая распоряжения. — Ты, Бриг, со своими людьми беги к западному крылу и постарайся задержать их внизу. Гнетто и Бенетино, останетесь здесь и прикроете с тыла.
— У нас, у нас есть надежда? — Гленован умоляюще посмотрела на рыцаря.
— Нет, — честно признался он, — слишком неожиданно нападение и слишком хорошо все спланировано. Мы не успели подать даже сигнал бедствия. Первым делом они расстреляли спутниковую антенну…
Гленован в ужасе закрыла лицо руками.
— Квентин.
— Не волнуйтесь миледи. — Мужская рука в тяжелой железной рукавице, нарушая все правила этикета, нежно сжала ее плечо. — Мы попробуем пробиться к гаражу. Возьмете самый быстроходный графский флайер, хотя бы вы и наследник будете спасены.
— А как же вы? — ужаснулась женщина.
— За нас не беспокойтесь. Мы солдаты, война наша жизнь и наша работа.
— Но вас же убьют!
— Настоящий воин никогда не умирает в постели. Они влетели в спальню Квентина. Ребенок только что проснулся и сейчас удивленно моргал заспанными глазами.
«Он так похож на своего отца…»
Двенадцать.
Пробиться к гаражу им не удалось. Защищая их отход, на лестнице пал Гай Юлиус. В бою, как настоящий солдат.
Меньше десятка последних защитников замка, в красных с синим камзолах родовых цветов Волконских, отчаянно цеплялись за последние минуты жизни. Или секунды.
Два часа подходили к концу.
Число защитников тоже.
Гленован в отчаянном усилии прижимала к себе маленькое тельце сына. Она закрыла ему глаза, чтобы ребенок не видел ужасов, творившихся на расстоянии вытянутой руки от него.
Однако он слышал. Иногда слух может многое рассказать. А что не расскажет, дорисует воображение.
Двоих последних защитников от нее оттеснила толпа нападавших. Они как смола сплошной черной массой заполнили все вокруг. Женщина осталась одна перед этой одноликой толпой, в глазах которой еще бушевал огонь сражения.
Леди Гленован поняла, что сейчас произойдет. В последнем отчаянном усилии она прижала к себе сына.
— Только его не трогайте, — умоляюще прошептали губы.
Вперед вышел здоровенный детина с окровавленным мечом в левой руке. Черная ткань туго обтягивала широкие плечи и огромный живот. На лице сверкала щербатая улыбка.
Воин поднял меч, капля крови сорвалась с острия и упала на ночную сорочку леди Гленован. Как странно, среди всех ужасов сорочка осталась белоснежной, ни пятнышка… кроме капли.
Женщина как завороженная смотрела на расплывающееся пятно. Между тем меч поднимался все выше и выше.
— Умри, сука-а-а! — Голос здоровяка загремел колоколом, и почти в унисон прозвучал другой голос.
— Нет! — Голос был молодой, однако сразу стало ясно, кто здесь главный. — Нет, Йоки-у, — уже спокойнее продолжил голос.
Меч толстяка начал нехотя опускаться.