— Домой! Домой! — кричал я и ударами хлыста подгонял хищников. Теперь они стали узнавать меня.
«Действовать, действовать и постоянно подавать голос!» — звучало в голове.
Опираясь на Мстислава и волоча ногу, я ковылял по вольеру и не спускал глаз с Багиры. Я увлекал тигрицу за собой, пока не наткнулся на неподвижного Гасюнаса. Только теперь я понял, почему его не было в клетке, когда туда ворвались все другие. Гасюнас, бледный как простыня, застыл в каком-то странном оцепенении и не мог выговорить ни слова. Подбородок и руки его тряслись, будто в лихорадке. Бегающие глаза стали стеклянными. Он бессмысленно вертел головой, напрягал мышцы шеи и вытягивал подбородок. В руках Гасюнас судорожно сжимал взведенную ракетницу. Это был шок.
Вдруг раздался оглушительный выстрел. Багира рявкнула и стремглав умчалась в клетку. Ствол ракетницы дымился, но на лице Гасюнаса не дрогнул ни один мускул.
Никогда бы не подумал, что подобное произойдет именно с ним, одним из самых смелых и уравновешенных служащих, которых мне довелось видеть за все время работы с хищниками. Взглянув на оцепеневшего Гасюнаса, я невесело усмехнулся:
— И как ты не боишься так бояться?
Мстислав, разжимая палец за пальцем, стал вынимать оружие из его бесчувственной руки. Подбежал брат Сергей и подхватил меня на руки.
— Брось меня, — отталкивая брата, сказал я. — Бей эту дрянь. Сергей, я прошу тебя, со мной потом разберетесь. Сейчас возьми палку и колоти Багиру. Нужно проучить ее, иначе я пропал.
Мне становилось жарко, я был близок к обмороку, но понимал, что главное сейчас — измотать, проучить тигрицу, чтобы она боялась кинуться на меня в следующий раз, чтобы дала возможность войти к ней в клетку.
Сергей понял. Но не послушался и понес меня во двор.
А из зала валом валила публика. Несколько человек несли пострадавших при панике, искали врача для получившей пулевое ранение женщины. Прибыла машина «скорой помощи».
— Сюда, сюда! — кричал инспектор манежа.
Братья, пачкаясь в крови, подхватили меня и понесли к машине.
— Помогите Гасюнасу, у него шок, — я кивком показал врачу в глубь цирка.
— Женщина, ранена женщина! — кричал кто-то, просовывая голову в проем двери.
Врач не знал куда бежать.
Наконец меня внесли в автомобиль и положили на твердую кушетку. Кто-то попытался расстегнуть ремень. Чтобы помочь этому человеку, я втянул живот и почувствовал, как кровь обильно хлынула из раны. Нога лежала, словно атрофированная, и несмотря на все усилия, не удавалось даже шевельнуть ею.
— Успокойся, брат, — шептал Сергей, вытирая пот и кровь с моего лица. — Все будет хорошо!
— Где Гасюнас? — спросил я. — Что с ним?
— Он не может говорить, — ответил кто-то из артистов, стоящих в дверях. — Врач что-то ему колет.
— Прошу посторониться! — раздался властный голос. И два человека в белых халатах забрались в машину. В одном из них я узнал нашего ветеринара.
— Вот натворили, — пробормотал он.
Бегло осмотрев меня, врачи наложили давящую повязку и жгут. И только когда машина тронулась, я потерял сознание.
Очнулся я в краевой больнице. Надо мной колдовали люди в белых халатах, шапочках и повязках, скрывающих лица. Над головой висела громадная лампа.
Слышались лязг инструментов и приглушенные голоса:
— Скальпель, шприц!
— Держите эту…
— Тяните… вот так… Еще одну…
Я попробовал шевельнуться.
— А, очнулся, укротитель! — обрадовался хирург. — Вот и хорошо. Так говоришь, кошки царапаются?
И он ласково усмехнулся. Глаза его показались мне знакомыми и удивительно добрыми. Повязка его и шапочка были мокрыми от пота. Я снова попытался двинуть ногой, но не почувствовал ее. «Ампутировали!» — мелькнуло в голове.
Собравшись с силами, я попытался подняться, но меня удержали двое молодых ассистентов.
— Спокойно, больной, — сурово приказал голос хирурга. — Надо лежать спокойно.
— Моя нога, — выдавил я, — цела?
— Как понять «цела»?
— Не отняли?
— Зачем она нам?! — удивился хирург. — Вам она нужнее. — И он тихо засмеялся.
— Значит, не будете ампутировать?
— Успокойтесь: ничего с вашей ногой не случится. Скажите лучше, — меняя шутливый тон насерьезный, спросил хирург, — в каком белье вы были, когда она вас грызла?
— В шелковом, — ответил я, мысленно поблагодарив Плахотникова за науку.
— Значит, меньше заботы. Не надо каждую рану так тщательно мыть и чистить.