— Ай браво, — говорил я, — ты моя красивая и милая девочка. Ты сейчас, конечно, меня съешь, да только подавишься я ведь костлявый.
Я услышал, как присутствующие тихо рассмеялись.
Плахотников одобрительно сказал:
— Он еще шутит!
Тигрица легла, вытянувшись вдоль передней стены. Плахотников сделал знак, что можно входить. Я вытер рукавом пот со лба и взвел ракетницу.
Видя, что кто-то подошел к вольеру, тигрица приподняла голову и насторожилась. Глазами я показал, что можно приоткрыть дверь. Тигрица явно улыбнулась и подобрала под себя лапы. На ее морде просто было нарисовано: «Молодец! А что дальше?» Я сделал шаг в вольер и замер.
Плахотников очень ровным голосом произнес:
— Спокойно. Следи за ней. Постарайся предотвратить прыжок.
Напоминать мне об осторожности вряд ли было нужно. От напряжения у меня взмокли ладони, по спине прошел холодок. Но я взял себя в руки и, прошептав «Господи, помоги!», направил в сторону поднимающейся тигрицы четырехметровый шест. Я держал его на предплечье левой руки, крепко прижимая конец к туловищу. В левой же руке была ракетница, а правой я зажимал короткую палку, предполагая в случае опасности действовать ею как рапирой. Я знал, что точными ударами по чувствительным местам можно нарушить у хищника координацию и даже отправить его в нокдаун.
Застыв на месте и — не узнавая собственного голоса, я позвал тигрицу:
— Багира, Багира!
Тигрица мотнула ушком и, явно делая вид, что не замечает моего присутствия, лениво потянулась и пошла вдоль передней стены. Дошла до угла, повернула в мою сторону и пошла вдоль левой стены. Для убедительности она даже отвернулась, но я видел, как, боясь спугнуть жертву, хищница краем глаза пристально следит за мной.
Я знал, что зверь перед нападением всегда успевает выдать себя: напряжением мышц, взглядом, а самое главное — напружиненным хвостом. Теперь, находясь в вольере, я внимательно следил за движениями тигрицы, ее мускулами, глазами и особенно за хвостом — этим барометром настроения. Но хвост был как хвост. Висел себе, почти касаясь пола. Багира лишь чуть-чуть повиливала кончиком, что обычно бывает, когда обладатель хвоста находится в самом благодушном настроении.
Плахотников поднял брандспойт и тихо произнес:
— Внимание! Она отрезает тебе путь к двери. Выходи из вольера, выходи немедленно! Что ты делаешь?!
Но я не послушался. Азарт борьбы настолько захватил меня, что я остался на месте, внимательно наблюдая за тигрицей.
Я направил шест ей в голову, рассчитывая почему-то, что она не бросится сразу. Пришлось даже стукнуть по шесту палкой, чтобы тигрица обратила на него внимание. И она остановилась, медленно повернула голову ко мне и замерла в охотничьей стойке. Мы стояли друг напротив друга, и, казалось, воздух вокруг нас звенит от напряжения.
Стойка тигрицы продолжалась недолго. Глаза ее блеснули тем желто-зеленым огнем, который приводит в оцепенение любого, кому «посчастливилось» поймать на себе взгляд нападающего тигра. Мгновенно спружинили задние лапы, и тигрица прыгнула.
Направленный на нее шест она отбила в сторону, но он все же чуть-чуть изменил траекторию ее полета — прыжок получился несколько завышенным. Отступать в сторону было бесполезно, ибо размах ее лап превышал два метра. Инстинкт самозащиты и опыт циркового артиста сработали одновременно. Углядев просвет между матушкой-землей и летящей смертью, я сделал кувырок навстречу зверю и, находясь в перекате, с криком «Огонь!» нанес сокрушительный удар по многострадальной переносице. В то же мгновение электрик отключил свет и одновременно грохнул выстрел. Свет немедленно зажегся, и вновь прозвучал выстрел из ракетницы.
Оглушенная и ослепленная тигрица упала туда, куда принесла ее инерция. Плахотников включил брандспойт и окатил нас с тигрицей мощной струей воды. Не дожидаясь продолжения схватки, я пулей вылетел за дверь.
Тигрица впервые столкнулась с таким противником. Она мотала мокрой головой и явно была озадачена. А я, счастливый, что все позади, смеясь, произнес:
— Вот так, моя милая, не будешь на меня нападать — не будешь получать таких шелобанов!
Меня поздравили с благополучным возвращением.
Плахотников же, вошедший в раж не меньше моего, азартно закричал:
— Молодец, Запашный! Молодец, акробат! Входи, входи еще раз, пока тигрица сидит обалдевшая! Демонстрируй ей свое бесстрашие!
Но я не торопился. У меня дрожали ноги и руки, лицо покрылось потом, братьям с трудом удалось отобрать палку, в которую я вцепился мертвой хваткой. Потом все тело затрясло от озноба.