— Зачем обижаешь, дорогой? — Директор выпустил кольцо дыма и разогнал его указательным пальцем. — Знаешь такой зверь: оцелот?
— Так вам нужен оцелот?! — не поверил я своей удаче.
— Директор важно кивнул:
— Да, оцелот.
— Какая проблема! — начал я и осекся, понимая, что пришла пора набивать себе цену. — Сейчас попытаемся выяснить.
Я достал из кармана пиджака записную книжку, неторопливо отпил из бокала и, отыскав нужный телефон, стал крутить диск. Я изо всех сил старался, чтобы директору было видно: звоню в Москву.
— Но в цирке еще никого нет, — клюнул армянин, — разница во времени.
— Ничего-ничего, — ответил я. — Плахотников всегда на месте, если нет меня.
Это было чистейшей воды ложью: еще вчера Плахотников спешно уехал в командировку. Но вот в трубке раздался заспанный женский голос. Не слушая, что отвечает мне ночная дежурная, я заорал:
— Доброе утро, Евгений Николаевич! Это Запашный.
Представляясь, я рассчитывал, что дежурная не брякнет трубку сразу же, а попытается выяснить, зачем я звоню. И, не теряя времени, принялся импровизировать. Я охал и ахал, отвечал на воображаемые вопросы собеседника, задавал свои. Наконец спросил об оцелоте, выразил надежду, что, несмотря на все трудности, Плахотников его достанет, и, поблагодарив, закончил ломать комедию — к немалому облегчению дежурной, которая из всей моей тирады поняла только слова: «Ну, до встречи!»
Пока я разговаривал, в кабинет директора набилось немало народу. Пришедшие смотрели на меня с уважением, а знакомясь, говорили:
— Знаем, знаем Запашного. Как не знать, весь мир его знает!
Директор объяснил гостям, что совсем скоро на тринадцатиметровом манеже я буду демонстрировать миру всех животных, которые есть в Ереванском зоопарке. Армяне дружно заверили меня, что окажут всяческое содействие. На их приторную вежливость я отвечал тем же, и вскоре в кабинете стало нечем дышать от слащавых любезностей и дружеских восклицаний.
И тут зазвонил телефон.
— Спасибо, дорогой, — схватив трубку, закричал директор, — ты меня уважаешь, и я тебя уважаю! — и благоговейно прошептал: — Это вас! Плахотников.
— Что он там несет? — поинтересовался Евгений Николаевич, лишь только услышал мой голос. — Вы что, напились?
Тщательно подбирая выражения, чтоб разговор казался продолжением предыдущего; я объяснил старику, в чем дело. Тот, что называется, ловил на лету.
— Передай трубку директору зоопарка! — распорядился он.
Теперь уже я вслушивался в односторонний разговор, легко достраивая недостающую половину диалога.
— Да, — говорил директор, — значит, будет оцелот? Спасибо! А как же, надо помочь будущей звезде! Что еще есть? Два ягуара есть. Один очень большой метис — помесь с леопардом. Что? Нет, уже три года, а размером с двухлетнего тигра! Нет, не с уссурийского, конечно, — с суматранского, а в груди даже пошире будет. А другой маленький, зато ему уже восемнадцать лет.
Закончив разговор, директор вновь протянул мне трубку.
— Вальтер, — сказал Плахотников, — отдадим ему нашего оцелота, а ты проси, чтоб за это он снизил цену на гепарда и ягуара. Да бери молодого, который крупней.
— Спасибо, дядя Женя! — Я впервые назвал старика этим теплым ласковым именем и вдруг почувствовал, что Плахотников для меня и вправду стал родным человеком.
Оформив документы, я вылетел в Москву. В тот же день от Кланта из Голландии прибыли четыре долгожданных тигра.
Я почувствовал себя сказочным богачом.
ВАТАН
Приближался новый, 1959 год. В Московском цирке сменилась программа. Аэрос уехал. А на место, еще недавно занятое его леопардами, прибыли клетки с тиграми — начинались гастроли Марианны Рейс. Известная дрессировщица оказалась очень приятной и весьма женственной особой. Молодая, приветливая блондинка, веселая хохотушка, она произвела на меня впечатление совершенно несерьезной женщины. Облик Марианны абсолютно не соответствовал моим представлениям о том, как должна выглядеть укротительница. Такое мнение, вероятно, разделяли и тигры: они ее не слушались, нарушали дисциплину, баловались во время работы. Но зато и прекрасно размножались.
Тигр Ахилл владел целым гаремом: восемь самок беспрестанно ухаживали за ним, а он, снисходительно принимая их поклонение, неутомимо заботился о продолжении рода.
Мы с Плахотниковым любили наблюдать за репетициями Марианны Рейс, удивлялись ее постоянным импровизациям. Впервые в истории цирка тигры работали в манеже, затопленном водой до самого барьера. Из центра манежа поднимался пьедестал, а вокруг него вода была настолько глубокой, что тигры плавали. То, что творила Марианна, было совершенно невероятным. Но это было. Так свободно пускать тигров резвиться в воде! Так лихо, не опасаясь выпущенных когтей, играть и баловаться вместе с ними! Я поражался и жадно учился, впитывая чужой опыт.