Выбрать главу

Петровский приветствовал меня, как старого знакомого. Усадил в мягкое, очень глубокое кресло, распорядился насчет чаю, сел рядом и приготовился слушать.

— У меня проблема. Мама болеет, надо перевести ее сюда. В Боткинской сказали, что только у вас есть необходимая аппаратура…

— Тоже мне проблема! — воскликнул Петровский. — Нет никакой проблемы. Поместим вашу маму в Кремлевское отделение. Создадим все условия и будем лечить. — И он, извинившись, снял телефонную трубку и властно распорядился: в срочном порядке перевести Запашную Лидию Карловну из Боткинской больницы к нам, в Кремлевское отделение.

Я не знал, как отблагодарить этого отзывчивого человека. Рассыпаясь в благодарностях, пятился к двери, подобно тому, как покидают царские палаты восточные люди. А Петровский, улыбаясь, шел за мной и уверял, что он рад, даже очень рад, что смог помочь артисту.

В главк я успел как раз вовремя: было без двух минут двенадцать. Меня удивила царившая там суматоха. В широком коридоре суетились чиновники, таская из одной комнаты в другую столы, стулья, папки, книги, пачки бумаги. На втором этаже толпилось множество артистов.

— Что тут у вас происходит? — полюбопытствовал я.

— Опять перестановка. В третий раз перебираемся, — ответил какой-то долговязый деятель искусства.

— Дела плохо идут, вот главк и решил обстановку переменить, — съязвил кто-то из артистов.

Длинный собрался было что-то возразить, но его окликнули, и он рысью кинулся в ближайшую открытую дверь. Я повернулся к артисту, подавшему реплику о перемене обстановки:

— В свое время в этом здании был дом терпимости. Но там действовали умнее: когда у них дела шли плохо, они не кровати переставляли, а меняли… э-э-э… персонал.

Пробегавшая мимо с грудой бумаг девица прыснула. А из группы оживленно беседующих посетителей раздалось громоподобное приветствие:

— А-а, Запашный! Здравствуйте, здравствуйте! Вот он, герой дня! Небось только с поезда? Не спали?

Я узнал знакомого наездника и изобразил на лице подобие улыбки.

— Точно, не спал.

— Ну-ну, пробивайтесь, пробивайтесь. Много вы тут шуму наделали. Феодосий Георгиевич на каждом совещании вас в пример ставит. Так уж и вы не забудьте старых друзей. Шепните там словечко. Да ладно хмуриться, это я просто к слову сказал.

Не переставая здороваться, кивать и пожимать руки, я с трудом пробился к распахнутым настежь дверям приемной.

Там стояли двое иностранцев: женоподобный молодой человек с явно крашеными длинными локонами и сухопарый азиат с ярко выраженными манерами мужчины, не интересующегося женщинами.

Увидев меня, секретарша Раечка поднялась во весь свой прекрасный рост и, зардевшись, произнесла:

— Простите, Вальтер Михайлович. Управляющий примет вас после этих господ.

Дождавшись, когда иностранцы выйдут из кабинета, я приоткрыл дверь. Не отрываясь от телефона, Бардиан приветливо махнул рукой. Я вошел и, подчиняясь жесту хозяина, присел на стул.

— Они уже выходят, — говорил Бардиан в трубку. — Да-да, я их предложения знаю, на это у меня есть свои лазутчики. А вот принимать решения надо не на моем уровне. Я их принял, выслушал и постарался побыстрее сбагрить. Пусть едут в Министерство культуры. Насчет приема Раечка уже созвонилась. А я предоставил машину. Пусть прокатятся на моей «Волге», не жалко.

Управляющий рассмеялся, потирая свой мясистый нос, который тут же покраснел. Попрощавшись с собеседником, он положил трубку и повернулся ко мне:

— Ну здравствуй, герой. Знаешь, кто был у меня сейчас на приеме?

— Нет, Феодосий Георгиевич, не знаю. А кто такие?

— Знаменитые дрессировщики Зигфрид и Рой.

— Тогда, конечно, знаю. У них в Филадельфии свой мраморный цирк и животные обалденные. Сказка, а не звери. Белые львы и белые тигры. Я по телевизору видел.

— Ничего, поедешь на гастроли в Америку — увидишь своими глазами. А знаешь, зачем приходила эта супружеская парочка?

— ?

— Ну так вот — только держись крепче — приехали эти Зигфрид и Рой с суперзаявкой, аналогичной твоей.

— Как?! — воскликнул я, не узнав собственного голоса. — Они предлагают построить Океанариум?! У нас, в России?

Бардиан кивнул:

— И не только Океанариум. Еще и множество театров.

— Ну сукины дети, — не сдержался я. — Во всем нас опережают! И цирки у них мраморные, и белые тигры! Теперь вот Океанариум…

— Не во всем, — возразил Бардиан. — У них один мраморный цирк, а мы построим семьдесят. В столице каждой республики, во всех областных центрах будет стационарный цирк, оформленный в национальном стиле. Фурцева уже приказ подписала.