— Это опять ты? — удивился Гарри. — Ну что на этот раз?
— Ты слышал когда-нибудь о Фреде Шарма, Гарри? Он же Томас Шерман. Он же… хрен его знает кто.
— Конечно. Кто ж его не знает!
— Я к примеру. Просвети меня.
— Сей момент. Ну, прежде всего, он то в Чикаго, то у нас. Во-вторых, он живет на счет своих баб. В-третьих, он живет исключительно ради баб. Он тянет с одних и отдает другим. Одной рукой берет, другой отдает.
— Как это понимать, Гарри? Он сутенер?
— Нет. Как всем известно, Фредди из тех мужиков, которым баба готова сама заплатить, чтобы лечь с ним в койку.
— Что у него в досье?
— Семь или восемь арестов. И все из-за девок. Все до единого.
— Сколько отсидок?
— Ни одной.
— Странно, что после такого количества арестов он ни разу не отправился за решетку. И как же ему удавалось выходить сухим из воды?
— Ну, Пит, ты же знаешь как оно бывает с жертвами сексуальной агрессии. Сказать полицейскому, что вот этот хмырь лапает тебя в метро одно дело, а повторить то же самое в переполненном зале суда при репортерах — это совсем другое. Да в девяти случаях из десяти девица заберет заявление и постарается поскорее забыть о случившемся.
— Так значит это специальность Шарма — лазить женщинам под юбки?
— Да, либо же он просто именно на этой шалости засыпался. Пару раз его арестовывали за то, что он в темном кинозале шарил по карманам соседей. Этот парень уникальный случай феминомании — я бы так назвал его недуг. Ну возьми его последний привод. Знаешь, за что его взяли? Он присобачил маленькое зеркальце к ботинку, чтобы в автобусе заглядывать женщинам под юбки.
— Гарри, я собираюсь его сейчас навестить в отеле. У тебя ещё что-нибудь есть на него?
— Нет. Но послушай моего совета, Пит. Если ты идешь к нему с подружкой, лучше спрячь её где-нибудь в котельной.
Я поблагодарил Гарри за заботу о моих подружках и, миновав потеющего портье, поднялся по замызганной лестнице на третий этаж.
Подойдя к 312-ому номеру, я остановился и прислушался. Из-за тонкой двери доносился храп. Судя по тембру, храпел мужчина. Я постучал, подождал секунд двадцать и снова постучал. Храп не прекратился. Тогда я постучал в третий раз — так громко, что мой стук мог бы разбудить постояльцев этажом ниже и выше. Но на храпящего это не произвело никакого впечатления.
Тогда я вынул из кармана плотную, запаянную в пластик фотографию Нэнси Эллис, сунул её между дверью и косяком, так что она уперлась в личинку замка, а потом, навалившись всем весом на дверь, резко крутанул ручку вправо и вошел.
На провисшей пружинной кровати, подложив под голову руку, лежал мужчина в помятых штанах, босой и без рубашки. Он был худой, чуть ли не изможденный, со светлыми волосами, темнеющими у корней, с грубовато-красивым лицом — причем под ушами едва виднелись ниточки серповидных шрамов, которые остаются после подтяжки лица. Теперь было ясно, почему Билл Крофорд и Голосистая Энни дали Фреду Шарма лет на десять меньше его истинного возраста — а было ему за пятьдесят.
— Э! — завопил он. — Какого черта?
Я приветливо кивнул ему.
— Что, разбудил вас, мистер Шарма?
— Вы ошиблись дверью, приятель. Я Шерман.
Я закрыл за собой дверь, подошел к стоящему у кровати стулу и сел.
Он с нескрываемым удивлением смотрел на меня.
— Нет, это просто неслыханно! Что вы себе позволяете?
Я продемонстрировал ему свой жетон.
— Селби, — спокойно представился я. — Не горячитесь так, Шарма.
— И чем же вы объясните свое вторжение сюда?
— Плохим воспитанием. Впрочем, лапать девочек в метро — тоже результат плохого воспитания.
Он сел, не спуская с меня вытаращенных глаз, потом спустил ноги на пол, достал сигарету из пачки, лежащей на тумбочке, и израсходовал три спички, прежде чем сумел прикурить.
— Так, ладно, — едко произнес он наконец. — Что я натворил на этот раз?
— Вы знакомы с девушкой по имени Нэнси Эллис?
Он пожал плечами.
— Да разве их всех упомнишь? У меня так много знакомых девушек, что я уж со счета сбился.
Я наклонился вперед.
— Слушайте, Шарма, слушайте меня внимательно. Я провожу расследование убийства. Если вы будете хамить, я заставлю вас пожалеть о том, что вы уехали из Чикаго.
Он недоуменно воззрился на меня.
— А я-то думал… Убийство, говорите? То есть вы полагаете, что я…
— Я задал вам вопрос, Шарма. Ответьте.
— Да, да, я её знаю.
— Вы привели её сюда в прошлый понедельник? Так?
— Да, да. Привел. Но…
— Когда вы видели её в последний раз?
— В тот самый вечер. Больше мы с ней не виделись. Клянусь вам.
— Так, ну и как же вам удалось заманить её в такую дыру?
— Ну, она малость тормозная оказалась. Я сразу понял, что она дура набитая, как только увидел её в баре. И начал ей гнать свою обычную туфту, что, мол, ко мне приглашены две кинозвезды и что сюда в этот уютный тихий отельчик часто наведываются ребята из Голливуда, которые наезжают в Нью-Йорк инкогнито, ну и тэ дэ…
— Ясно.
— Ну, слушайте, разве я виноват, что она оказалась настолько тупа, что поверила во всю эту чушь? Да, я хотел её трахнуть — не скрываю. Но я же её не убивал. Клянусь Богом!
Я вовсе не собирался подвести Шарму к такому выводу, но раз уж он его сделал, я решил сыграть на этом.
— Если не вы, то кто же тогда? Эрнест Грир? — ухмыльнулся я. — Я стараюсь быть с вами откровенным, Шарма. Я просто хочу, чтобы вы с ним получили поровну.
— Поровну? То есть что вы хотите сказать, что Эрни все свалил на меня? Ах, лжец негодный!
— Он о вас отзывается в тех же самых выражениях. Итак, что случилось после того, как вы привели её в этот номер?
— Ах лжец!
— Отвечайте на мой вопрос!
— Что случилось? Да вы у Эрни спросите. Это он ей задал жару, а не я.
— Я спрашиваю вас.
— Я только и ждал момента, когда бы ее… уделать. Она соглашалась пить только кока-колу — ладно, я подлил туда водки, потому что водку она бы ни за что не учуяла…
— Только самую суть, Шарма.
— Только самую суть? Ага. Ну вот, а после парочки этих "ершей" я вижу: созрела девочка и мне пора выходить на сцену. Ну я её пару раз тронул и… Потом уже, когда очнулся, вижу: я лежу на полу, а она стоит надо мной — глаза остекленели, бормочет себе что-то под нос, а в руке все ещё держит стеклянную пепельницу, которой она меня огрела по башке.
Он махнул рукой на тумбочку.
— Вон та стеклянная дура. Я чувствую: кровь по лицу бежит! Провожу рукой — батюшки, да она мне раскроила череп! Я пытаюсь подняться и — не могу. Я даже глаз не могу раскрыть — все вокруг плывет. Потом я услышал, как она выбежала из комнаты — но я и пальцем не мог пошевелить. Потом Эрни говорит…
— Стоп. Вы хотите сказать, что все это время Грир находился в номере?
— Нет. Он как раз вошел в этот момент. Он стоял за дверью. Потом он объяснил, что уже собрался постучать, как услышал грохот и шум.
— Ладно, что было дальше?
— Нэнси, значит, распахнула дверь, а он подхватил её и затащил обратно в номер, подвел ко мне и стал на меня смотреть. Когда он заметил, что я даже в сознании, он стал хохотать. Нэнси — та совсем в истерику впала, тогда Эрни врезал ей по щеке раз, другой, чтобы её утихомирить. И пока её охаживал, он мне подмигнул — мол, продолжай изображать мертвого. А на большее я тогда и не был способен.
— Зачем ему понадобилось разыгрывать эту комедию? Чего он добивался?
— Он хотел её взять на понт. Она-то подумала, что убила меня, а ему хотелось её в этом убедить. Вот он мне и подмигнул, а ей пригрозил сейчас же сообщить в полицию, что она меня убила, и сказал, что ей обеспечен электрический стул. Нэнси совсем обезумела. Она рыдала и умоляла её отпустить. Она кричала, что не хотела меня убивать, а потом сболтнула, что у её папаши денег куры не клюют и что он Эрни озолотит, если он её отпустит. Душераздирающее было зрелище. — Шарма покачал головой. — У меня чуть сердце не разорвалось.