Он ‒ это грех и удовольствие в упаковке, на которую я склонна заглядываться.
‒ Мне очень жаль, ‒ стонет он, подзывая официантку. ‒ Пробки. Мне на самом деле пришлось злоупотребить своей властью и включить огни, чтобы проехать.
Моя улыбка удивляет меня каждый раз, когда он заставляет меня чувствовать ее.
‒ Все в порядке. Я просто волновалась, ‒ вру я. Я беспокоилась о нем и волновалась, что он не придёт.
Его же улыбка настоящая и мгновенная, когда он видит, что я не злюсь. Появление официантки прерывает момент, но мы, как два идиота, продолжаем улыбаться друг другу.
Я, честно говоря, не могу вспомнить время, когда у меня в животе так трепетало. Я была подростком, когда моя жизнь была разрушена, и иллюзия нормальности навсегда осталась в моих руках.
Это самое человечное, что я чувствовала на протяжении долгого времени. И это всего лишь кофе по дороге на работу.
Мы оба заказываем, и официантка уходит, окидывая его быстрым взглядом и подмигивая мне, как будто она одобряет. Не то чтобы мне было это нужно.
‒ Итак, что заставило тебя согласиться встретиться со мной? ‒ спрашивает он, по-видимому, пропуская обязательную ознакомительную часть разговора. Наверное, это мудро, так как наше время ограничено. Не говоря уже о том, что он может начать спрашивать о моей жизни, поэтому вполне безопасно общаться подобным образом.
Я решила не говорить ему, что он заставляет меня чувствовать себя женщиной, тогда как я должна была стать монстром с тех пор, как меня заперли и выбросили ключ.
‒ Что заставило тебя спросить об этом? ‒ спрашиваю я его вместо ответа.
Его усмешка становится шире.
‒ Ты отвлекаешь, но я бдителен. Я думал о тебе. Твоя очередь, ‒ говорит он, упершись в стол локтями.
‒ Я думала о тебе тоже.
‒ А, понятно, это жульничество. Ты не можешь просто повторять мои слова, чтобы не раскрывать больше подробностей. Это широко используемый инструмент в определении личности.
‒ Прекрати профилировать меня, ‒ говорю я с дразнящей улыбкой, но тайно надеюсь, что он действительно остановится.
Что, если он увидит слишком много? О чем, черт возьми, я думаю? Это самое глупое свидание, на которое я только могла пойти.
Наконец я знакомлюсь с парнем, с которым, возможно, хотела бы встречаться, и это должен быть именно такой человек, который мог увидеть всю меня?
Он слишком активно изучает меня, но я держу свою улыбку на месте, надеясь, что она не кажется напряженной.
Превосходно.
Он продолжает ждать моей реакции, и я стараюсь думать о том, как правильно реагировать. Как нормальные женщины реагируют? Они фонтанируют эмоциями и льстят из-за его значка и навыков? Обижаются ли они на то, что он позволяет себе постоянно профилировать их, чувствуют, что он не позволит им иметь какую-либо конфиденциальность? Понятия не имею.
‒ Насколько на тебя повлиял твой личный опыт? ‒ спрашиваю я, решив не реагировать вообще и сохранить свои эмоции под маской.
Он стонет, качая головой и откидываясь назад.
‒ Больше, чем я хотел бы признать. Женщины предпочитают рассказывать мне, как они себя чувствуют. И хотят от меня того же. Я пытался остановиться, но не могу. Считай это моей странной причудой. С тобой я чувствую надежду; ты, кажется, чувствуешь то же самое.
Его глаза находят мои, и он действительно выглядит полным надежды. Он прав. Я делаю то же самое. Но по совершенно другим причинам.
Он служит справедливости самым лучшим способом.
Я служу мести так, как это предначертано.
‒ Что у тебя сейчас с личной жизнью? ‒ спрашивает он, пробуя еще раз.
Как паутина с кучей мертвых жуков в ней... Опять же, не самая подходящая метафора.
Когда официантка приходит и приносит наш маленький заказ, я пытаюсь придумать хороший ответ, ожидая, пока она уйдет.
‒ Немного сухо.
‒ Ауч, ‒ говорит он, но ухмыляется.
‒ Ну, не конкретно в этот момент, ‒ говорю я, чувствуя себя глупо, и начиная снова улыбаться.
‒ Итак, расскажи мне о себе, ‒ он жестом показывает мне одну руку, а другой подносит кофе к губам.
‒ Двадцать шесть. Недавно в этом городе. Постоянно переезжаю. И у меня странная одержимость носками. Ты?
Он хмурится, будто нехорошо себя чувствует.
‒ Ты часто переезжаешь? ‒ спрашивает он, не отвечая на вопрос.
Думаю, мы играем в эту игру вдвоем. Избегаем ответов на вопросы, чтобы задать свои.
‒ Да. Я жила почти в тридцати штатах. Пускать корни было слишком скучно. Мы с родителями жили в маленьком городе, и там все обо всем знали. После их смерти стало еще хуже. Во всяком случае, я переезжаю, пытаясь найти то место, где почувствую себя дома.