— А что такое олух, мама? — спросила Изабелла.
— Не важно, моя хорошая.
Ей хотелось бы возразить Джеку, но она понимала, что его критика была вполне оправданной. К тому же, вспоминая их встречу прошлым вечером, она никак не могла гордиться собой. Или собственной дочерью.
— Идем, наш экипаж ждет, — сказала она, положив несколько вещей, лежавших на столике, в свою дорожную сумку.
— Что это? — поинтересовалась Изабелла.
— Основы хорошего тона для юных леди, — ответила Алессандра, взяв еще одну книгу. — А еще словарь английских слов, которые разрешено произносить в обществе воспитанных людей.
— Мне больше нравилось в Италии, — сказала Изабелла. — Там не было так много правил, особенно когда папа был жив. — Ее губы задрожали, когда она посмотрела на перевязанные кожаными ремешками тома. — Почему мы не можем поехать домой?
— Англия теперь наш дом, — ответила Алессандра, стараясь не подавать виду, как ее огорчает грусть дочери.
Господи, как она скучала по Стефано — по его мудрости, остроумию, теплу! Он всегда был крепкой опорой в ее жизни. После его смерти она сама чувствовала себя маленькой девочкой, в чем-то беспомощной, в чем-то наивной.
Крепче сжав руку Изабеллы, Алессандра добавила:
— Поэтому нам надо постараться сделать нашу жизнь как можно лучше.
— Почему?
Простой вопрос, но как на него ответишь?
— Потому что… — Наклонившись, она убрала шелковистые кудряшки со лба дочери. — Потому что, tesoro[1], назад пути нет. Мы должны позаботиться о будущем, а не думать о прошлом. Поэтому не надо больше хмуриться, — продолжала маркиза с деланной веселостью. — Лучше подумай обо всем новом и интересном, что ты сможешь узнать в Англии. Смотри, ты начала брать уроки рисования, съездила в лондонский Тауэр, обучилась новому виду спорта — крикету…
Изабеллы просияла при упоминании крикета.
— Лорд Хэдли сказал, что будет давать нам с Перри уроки бокса, как только вернется из свадебного путешествия, — проговорила она.
— Ну вот, видишь, — улыбнулась Алессандра. — А в Италии маленьких девочек не учат драться кулаками.
— Мне нравится лорд Хэдли, — задумчиво промолвила Изабелла. — Он гораздо приятнее, чем его друг. — Слово «гораздо» она произнесла с ударением.
— Светские мужчины обычно не умеют так хорошо ладить с детьми, как лорд Хэдли, — заметила Алессандра.
Изабелла снова нахмурилась:
— Хэдли никогда не называл меня бесенком! Даже когда я ударила его в грудь крикетной битой и он упал на задницу.
— Возможно, это потому, что ты никогда не называла Хэдли сукиным сыном и сушеной свиньей, — напомнила Алессандра дочери.
И тут она озабоченно нахмурилась. Конечно, она не бросалась такими же словами, однако старалась следить за своей речью лишь в те мгновения, когда Изабелла могла ее услышать.
— Господи, откуда ты только берешь такие выражения?
— Да я же говорила тебе: от Марко, — ответила Изабелла с улыбкой. — Он знает множество ругательств. Даже на Перри они производят впечатление! Вот, например, одно ругательство о косоглазой потаскухе…
— Довольно! — прервала ее мать, решив непременно попросить кузена держать язык за зубами, когда он общается с детьми. — Слава Богу, впереди нас ждет долгое путешествие. Поэтому что, юная леди, вам надо очень многое узнать о том, как подобает себя вести в английском обществе.
— Merde[2]! — Подбородок Изабеллы упрямо выдвинулся вперед. — Перри говорит, что так по-французски называют…
Алессандра зажала рот дочери рукой. Как ни противно ей было признавать это, Черный Джек Пирсон, похоже, был прав, когда говорил, что рот Изабеллы следовало бы хорошенько вымыть с мылом.
— Я знаю, что означает это слово, — сказала она. — Еще одно неприличное выражение — и ты будешь всю дорогу в Лондон полоскать рот мыльной водой, пуская пузыри.
По щеке Изабеллы скатилась слеза.
— Ненавижу Лондон, — прошептала девочка.
— Тогда ты должна обрадоваться, узнав, что там мы пробудем совсем недолго, а затем поедем в Бат, — объявила маркиза.
С этими словами они отправились в путь.
Глава 3
— Вы уже были на Харли-стрит, где открыта выставка последних произведений мистера Тернера, лорд Джеймс?
Герр Герхард Лутц добавил еще немного краски на палитру и капнул туда же несколько капель воды.
Джек покачал головой.
— У меня еще не было возможности посетить ее, — сказал он. — Я вернулся в город только вчера вечером.
— Считайте это одним из заданий на следующий урок, — сказал учитель рисования.
В дополнение к занятиям в Королевской академии Лутц давал частные уроки нескольким одаренным ученикам в своей студии. Джек был одним из них, однако порой — как, например, сейчас — он не мог понять, что стало причиной выбора герра Лутца: то ли одаренность, то ли его семейный титул. На его взгляд, его последние работы были весьма неудачными и он почти не продвинулся вперед. Глядя на них, можно было подумать, что он пишет левой ногой.
— Его последняя работа иллюстрирует новую школу мышления, новый взгляд на природу, — продолжал Лутц.
Джек скривил губы:
— Вы намекаете на то, что я всего лишь жалкий ремесленник, который придерживается прошловекового стиля?
Губы молчаливого швейцарца тронула легкая улыбка.
— Вовсе нет, — покачал он головой. — Я считаю вас многообещающим художником, вы готовы постигать новое, иначе я не взял бы вас в ученики. Но я бы хотел, чтобы, совершенствуя свое мастерство, вы старались бы делать свои произведения… — Лутц замолчал, подбирая подходящее слово. — Более выразительными, — договорил он.
— Выразительными… — эхом отозвался Джек со стоическим выражением лица. — Возможно, на меня повлияли годы военной подготовки, но мне кажется, что это не в моем духе. Нам вбили в головы, что солдаты не должны много думать, когда что-то делают.
— М-да… Но все дело в том, что вам больше не следует вести себя как солдат, — отозвался герр Лутц. — Настала пора постепенно становиться художником.
— Хм-м… — протянул Джек, задумчиво глядя на бумагу.
— Искусство требует от артиста чувств, эмоциональных переживаний. Ослабьте нажим, сделайте линии более легкими. И не бойтесь экспериментировать с цветом. — Помяв пальцами соболиную кисточку, Лутц пожал плечами: — Я могу обучить вас таким вещам, как пропорция и перспектива, однако ваш собственный, индивидуальный стиль в искусстве вы должны найти сами.
На первый взгляд кажется, будто искусство и служба в армии не имеют ничего общего, подумал Джек. В то же время и то и другое проверяет человека на храбрость. Потому что храбрость необходима для того, чтобы бороться со страхом — физическим или моральным, особенно когда человек не знает, что его ждет впереди.
— Пример тому — Александр Козенс[3], чьи произведения вы наверняка знаете. Сэр Джордж Бомон владеет отличной коллекцией последних работ художника, попросите у него разрешения взглянуть на них, — продолжал Лутц. — И вы поймете, как можно отпустить на свободу воображение.
Отпустить на свободу…
Джек еще несколько минут рассматривал свои грубые карандашные наброски в дорожном альбоме, затем прикрепил гвоздиками к мольберту чистый лист бумаги и взялся за новую акварель. Мазок розового на небе, подчеркиваемый смелым ярко-красным пятном на горизонте…
Увлеченный работой, Джек не услышал бой часов. Итак, урок окончен.
— Лорд Джеймс! — Лутц, что-то искавший в сундуке с принадлежностями для рисования, поднял голову. — Очень не хотелось бы мешать вам, время истекло, а я должен давать урок в Сомерсет-Хаусе. — Он посмотрел на незаконченную работу. — Вот это уже лучше, — пробормотал он. — Попрактикуйтесь дома в заштриховывании — это вам задание на следующее занятие. И непременно посетите галерею мистера Тернера.
— Да-да, я обязательно схожу туда, — пообещал Джек. Собрав свои краски, он подставил свой мольберт к остальным. — Господи, и эта ничуть не лучше, — проворчал он вполголоса.