За леденящим душу воплем последовал тяжелый всплеск.
— Если живешь, пробивая себе дорогу мечом, то будь готов к тому, чтобы от меча и погибнуть, — проговорил Джек, глядя на огромный бак, полный горячей сосновой смолы.
На ее поверхности появилось несколько пузырьков, затем она словно закипела, но тут же успокоилась и снова стала абсолютно гладкой.
— Если живешь, пробивая себе дорогу мечом, то будь готов к тому, чтобы от меча и погибнуть, — повторил он.
Орричетти в полной мере овладел искусством — если это, конечно, можно назвать искусством — использования ботанических экстрактов в качестве смертельных ядов. Так что, возможно, это Минерва с ее безграничной мудростью свершила эдакое поэтическое правосудие, подумал Джек. Древние боги часто демонстрировали дьявольски мрачное чувство юмора, когда надо было наказать человеческие пороки.
Бросив последний взгляд на бак с горячей смолой, Джек отвернулся, внезапно ощутив боль от каждой ссадины, каждого синяка на своем теле. С улицы раздались громкие крики, шум приближающихся шагов. Отбросив со лба влажную прядь волос, Джек стал медленно спускаться вниз.
— Да здравствует герой-победитель!
Толкнув Марко локтем в бок, Алессандра бросилась навстречу Джеку.
— Если ты не убьешь моего кузена, я сама это сделаю, — прошептала она сквозь слезы. — Господи, как же я за тебя боялась! — Кончиками пальцев она прикоснулась к царапинам на его подбородке и к темнеющему на щеке синяку. — Ты ранен.
— Да нет, что ты, всего несколько ссадин да царапин. — Джек криво усмехнулся. — Возможно, сейчас я выгляжу не слишком-то хорошо, зато свою работу выполнил.
— Да ты самый красивый мужчина на свете, — прошептала Алессандра, прижимаясь губами к его губам.
У его губ был привкус соли и крови. Или еще чего-то, что она была не в состоянии описать словами. Закрыв глаза, Алессандра издала какой-то странный звук, застрявший у нее в горле.
— Amore[19], — проговорил Марко, демонстративно громко вздыхая.
— Гираделли… — Запустив пальцы в волосы Алессандры, Джек привлек ее к себе. — Иди к дьяволу.
— Пожалуй, я прогуляюсь только до чистилища — чистилища для моего земляка, — отозвался Марко. — Местный судья запер Беллазони в кабинете начальника порта: Утром я договорюсь о том, чтобы отправить его в Лондон, ну а оттуда его быстро спровадят к дьяволу. — Сардоническое выражение глаз Марко смягчилось, он улыбнулся. — Он больше не опасен для тебя, Алесса, — добавил Марко.
Несмотря на то что ей было так тепло в объятиях Джека, она слегка задрожала.
— На время, — сказала Алессандра.
— Не на время, а навсегда, — сказал кузен.
— Но ведь нет ни единого доказательства того, что он совершил преступление, — заметила Алессандра. — Разве только похищение человека, ребенка. Да, он угрожал убить Изабеллу, но он скажет, что этого не было, так что мое слово будет против его слова. И даже если мы сумеем раздобыть доказательство того, что он собирался — только собирался — украсть древний артефакт, судья сможет дать ему не больше нескольких лет.
— Он не будет держать ответ перед английским судом, — проговорил Марко. — Ты забываешь, что в Австрии нынче правят союзники короля Георга. Лорд Л кнели уже сказал, что планирует передать нашего узника их представителям в Лондоне. Беллазони ответит перед австрийским правосудием, а австрийцы едва ли простят ему убийство своих земляков. — Он посмотрел на Джека: — Что касается его сопровождающих.
— Орричетти уже ответил за свои грехи, — сказал Джек и сообщил, что произошло. — Когда я думаю об этом, мне приходит на ум, что свершилось поэтическое правосудие, — добавил он после минутной паузы. — Из письма, которое ты мне дала, я понял, что он убил Стефано с помощью болиголова, растительного яда. А бак сделан из деревянных досок. Жаровня под баком нагревает его содержимое почти до кипения, а вы знаете, какая густая и тягучая бывает смола, когда разогреется. К тому времени, когда ночной караульный вернулся с помощниками и мы смогли выудить его оттуда…
Замолчав, он пожал плечами.
Алессандра несколько мгновений раздумывала над его словами, пытаясь осознать их.
— Пожалуй, мне следовало бы пожалеть его, ведь его постигла такая ужасная смерть, — сказала она наконец. — Но вынуждена признаться, что испытываю только облегчение. Облегчение, вызванное тем, что этот человек больше никогда не сможет манипулировать чьей-либо жизнью.
— Никто и никогда больше не сделает тебе ничего плохого, Алессандра.
Джек взял ее лицо в ладони. Они были исцарапаны и покрыты песком, однако твердые и нежные.
В Джеке это не было противоречием. Сунув руки в карманы сюртука, Марко принялся насвистывать мелодию из «Женитьбы Фигаро» Моцарта.
— Пойду-ка я прогуляюсь, — сказал он.
Как только Марко ушел, Алессандра не услышала, а почувствовала, что Джек смеется — он щекотал ей ухо.
— Этому повесе повезло, что он искупил свою вину, — сказал он. — Иначе бы ему несдобровать.
— Мужчины могут быть такими высокомерными, такими раздражающими, — промолвила Алессандра.
— Надеюсь, это ты не обо мне?
— Нет, что ты. Тебя я бы назвала артистичным… — Она провела пальцем по его исцарапанному подбородку. — И еще альтруистическим. И ду-у-ушевным.
— Знаешь, мне вдруг показалось, что ты хочешь сказать, что я «ду-у-урацкий». — Он нежно поцеловал ямочку на ее шее. — Какими только плохими словами ты не называла меня, когда мы впервые увиделись.
— Таким большим черным дьяволом.
— Да нет, «большой черный дьявол» — это еще не самое худшее из них, — с усмешкой напомнил ей Джек.
Алессандра обвила руками шею Джека и прижала его к себе. Она услышала, как спокойно и уверенно бьется его сердце, и это наполнило ее искрящейся радостью.
— Ты напугал меня, — прошептала она. — После бегства из Италии я решила держаться подальше от мужчин. Но ты разбудил во мне чувства, о существовании которых я не осмеливалась признаться даже самой себе.
— Какие чувства, Алессандра? Будем играть еще в одну словесную игру?
Она почувствовала, что губы ее дрожат.
— Хочешь, чтобы я сказала о них вслух?
Алессандра все еще не решалась признаться ему в любви.
— Мне бы хотелось знать, Алесса, есть ли у меня надежда уговорить тебя рискнуть и еще раз попытаться вступить в брак? Я понимаю, что твой опыт общения с мужчинами заставляет тебя осторожничать. Но я не такой, как они, я другой, поверь…
— Наверняка ты знаешь, что очень нравишься мне, — проговорила Алессандра.
— Только нравлюсь? Черт возьми, я бы не сказал, что жаждал услышать именно это.
Алессандра судорожно сглотнула.
— Нет, я говорю о любви. Я люблю тебя, Джек. Люблю до боли. Но вряд ли я понравлюсь твоему отцу. Я ведь не наивная девочка, а вдова, да еще с ребенком. Иностранка, имеющая собственные понятия о женской независимости и интеллекте.
— Но ведь тебя зовет в жены не герцог Ледьярд, — пожал плечами Джек, — а Джеймс Джекхарт Пирсон. Но возможно, у тебя есть причины сомневаться во мне. У меня нет титула, и я не очень богат.
— Что такое титул? Всего лишь цепочка из букв, не более того, — ответила Алессандра. — Титул не имеет никакого отношения к самому человеку, один только титул ничего не говорит о мужчине. А деньги… Видишь ли, я богата. Очень богата.
— Да, это мне известно. Должен признаться, что именно твои деньги заставили меня хорошенько подумать, прежде чем делать тебе предложение.
Маркиза почувствовала, как у нее что-то шевельнулось внутри.
— Но после долгих раздумий я все же решил предложить тебе руку и сердце невзирая на твое состояние. Я прошу тебя стать моей женой не из-за твоих денег, Алессандра. Я хочу, чтобы ты стала моей, потому что мне нравится, как работает твой ум, ты не боишься выступать против общепринятых суждений, ты готова отстаивать свою точку зрения. Мне нравится, как сияют твои глаза в солнечном свете, как их цвет превращается из темно-изумрудного в цвет весенней листвы. Мне нравится, как ты воспитываешь свою дочь, беспокоишься о том, чтобы она, повзрослев, превратилась в умную, умеющую думать и сострадать женщину.