А в Кэр Макдональде готовились к походу к Мальпьюсантовой стене. Было решено идти двумя отрядами. Шаглин и его бойцы должны отправиться к Айрон Кроссу, чтобы прикрыть перевалы, а заодно поискать там своих соплеменников, которые присоединились бы к восстанию. Основной отряд, ведомый самим Бринд Амором, должен был ударить, обойдя по периметру горы.
В процессе подготовки к походу дерзость этих планов становилась все более очевидной. Силы повстанцев заметно уменьшились из-за того, что рыбаки вернулись к себе в город. Кроме того, пленных преторианцев в таких количествах было просто опасно держать в городе, а потому их следовало повозками отправить на запад, а затем погрузить на корабль и переправить на Даймондгейт в компанию их сотоварищей, захваченных в плен на поле у Порт-Чарлея.
Поэтому Лютиену и Бринд Амору оставалось для задуманной ими операции всего несколько тысяч солдат, и было совершенно очевидно, что успех Блефа Оливера полностью зависит от того, удастся ли эриадорцам получить в ближайшие дни сколько-нибудь значительные подкрепления. Они знали, что весть об освобождении Кэр Макдональда докатилась до многих северных городов и деревень и всюду бурно приветствовалась. Но не следовало ожидать, что слишком уж многие фермеры поспешат на помощь повстанцам. Приближалось время посевов, равно как и рыболовный сезон для тех эриадорцев, которые жили морем. И даже учитывая их блестящие победы, одну — при взятии города, другую — когда его удалось удержать против преторианской гвардии, эриадорцы прожили под правлением злобного Гринспэрроу достаточно долго, чтобы понимать, что до полной победы еще очень далеко.
— Оливер и я пойдем вместе, — объявил Лютиен Бринд Амору как-то утром, когда они вдвоем шагали по городской стене, наблюдая за приготовлениями, рассматривая скопище повозок и горы припасов.
— Пойдете? — удивился волшебник. — Куда пойдете?
— Впереди армии, — объяснил Лютиен, — по дуге ближе к северу.
— Чтобы заручиться поддержкой, — докончил за него волшебник и замолчал, обдумывая этот план.
— Я не буду держать в секрете, кто я такой, — сказал Лютиен. — Я пойду открыто, как Алая Тень, враг трона.
— В этих деревушках довольно много циклопов, — напомнил Бринд Амор, — и множество купцов и рыцарей, поддерживающих Гринспэрроу.
— Только потому, что они процветают при короле-злодее, тогда как весь остальной Эриадор страдает! — скрипнул зубами Лютиен.
— Не важно почему, — откликнулся Бринд Амор.
— Я знаю эриадорцев, — заявил Лютиен, — истинный народ моей родины. Если они не убивают циклопов и купцов, то лишь потому, что у них нет надежды, ведь эти несчастные считают, что, скольких бы они ни убили, придут другие и расправятся с ними и их семьями.
— Весьма понятные опасения, — ответил Бринд Амор. Собственно говоря, сомнения волшебника были чистым притворством. Он уже пришел к выводу, что намерения Лютиена вполне разумны, дерзкое добавление к дерзкому плану. А им наверняка понадобится помощь. Мальпьюсантова стена была построена гасконцами много веков назад, чтобы отгородиться как раз от такого восстания, когда южное королевство, после завоевания Эйвона, решило, что оно не может усмирить дикий Эриадор. Стену построили для защиты от северных племен, и она была не очень серьезной преградой!
— Но теперь они обретут надежду, — настаивал Лютиен. — В этом, и только в этом, весь смысл Алой Тени. Что я делал в этой накидке много времени назад — сейчас совершенно не важно. Важно то, что, видя ее на мне, они начинают думать, будто я — тот самый герой прошлых времен, который вернулся, чтобы повести их к свободе.
Бринд Амор смотрел на Лютиена так долго и пристально, что тому стало несколько неуютно. Затем лицо волшебника смягчилось, и он стал казаться юноше похожим на отца — отца, каким Лютиен надеялся его увидеть.
Во всей сумятице нескольких последних недель Лютиен осознал, что он вряд ли вспоминал о Гахризе Бедвире с тех пор, как Кэтрин принесла ему «Ослепительный», фамильный меч Бедвиров, вместе с вестью о том, что на острове Бедвидрин разгорелось восстание. Лютиену захотелось узнать, как дела у Гахриза сейчас. Его кольнула тоска по дому, однако мысль об Этане, его брате, которого Гахриз отправил на верную смерть, и о варваре Гарте Рогаре, друге Лютиена, который был убит на арене после того, как тот победил его в бою, быстро развеяла это чувство. Лютиен покинул Бедвидрин, покинул отца, имея на то веские основания, и теперь безумный круговорот событий не оставлял ему времени на беспокойство о человеке, которого он больше не считал своим отцом.
Он увидел Бринд Амора в другом свете. Внезапно юный Бедвир ощутил необходимость в одобрении этого старого мудрого человека, необходимость увидеть его улыбку, такую же, какой улыбался Гахриз, когда Лютиен побеждал на арене.
И Бринд Амор сделал это и положил руку Лютиену на плечо.
— Отправляйтесь сегодня же, — сказал он молодому человеку.
— Я направлюсь к Бронегану и дальше, до полей Эрадоха, — пообещал Лютиен. — А когда я присоединюсь к вам на восточном краю Глен Олбин, я приведу с собой отряд не меньше того, который вскоре выступит из Кэр Макдональда.
Бринд Амор кивнул и похлопал его по спине, после чего Лютиен помчался разыскивать Оливера и их лошадей, чтобы как можно быстрее отправиться в путь.
Старый волшебник еще долго стоял на стене, глядя вслед Лютиену, а потом уже просто в пространство. Он сам вывел юношу на этот путь — в тот день в пещере дракона, когда отдал ему алый плащ. Он был ответственен, по крайней мере отчасти, за возвращение Алой Тени. И когда он смотрел на Лютиена, который так охотно взял на себя ответственность, предложенную ему, его старая, хрипящая одышкой грудь вздымалась от гордости.
Той гордости, которую испытывает отец, глядя на сына.
19. ПРИХОД ВЕСНЫ
— Он правильно поступил, — заметила Сиоба, взбираясь на стену рядом с Кэтрин. Кэтрин не обернулась на полуэльфийку, хотя и была удивлена, что та выбрала именно эту часть стены, рядом с ней.
Внизу Оливер с Лютиеном выезжали из ворот. Оливер трусил на своем желтом пони, а Лютиен гордо восседал на сверкающем белоснежном Ривердансере. Они уже попрощались со всеми, с кем могли, и теперь скакали вперед, не оглядываясь. Бок о бок, друзья пересекали внутренний двор, где все еще валялись трупы циклопов, до которых не дошли пока руки похоронной команды, — черно-серебряные пятна на подтаявшем снегу.
— Перед ними долгий путь, — заметила Сиоба.
— Перед кем? — спросила Кэтрин, подчеркнуто глядя в противоположном направлении, на восток, где только-только занималась заря.
— Перед нашими друзьями, — терпеливо объяснила Сиоба.
Теперь Кэтрин взглянула на Лютиена и Оливера, вернее — бегло скользнула по ним глазами.
— Лютиен всегда в пути, — ответила она, — то туда, то сюда, куда конь понесет.
Сиоба смотрела на свою соперницу, пытаясь понять смысл ее поведения.
— Такой уж он есть, — пожала плечами Кэтрин. — Он едет, куда хочет и когда хочет, и ни одна женщина не должна быть настолько глупа, чтобы надеяться удержать его при себе. — Кэтрин быстро отвернулась, и это выдало ее еще больше. — Лютиен Бедвир есть Лютиен Бедвир, и нужно быть последней дурой, чтобы пытаться его изменить.
Эти слова были сказаны с совершеннейшим спокойствием и полным самоконтролем, но Сиоба легко услышала за ними горечь. Кэтрин страдала, ее холодное спокойствие было чисто показным, а слова были произнесены как раз таким тоном, чтобы превратить их в отравленную стрелу, направленную в сердце соперницы. Но стрела эта прошла мимо цели, потому что Сиоба ни в коей мере не была задета отъездом Лютиена: с ее точки зрения, она и юный Бедвир уже пришли к соглашению во всем, что касалось их взаимоотношений.
Сиоба немного помолчала, сочувствуя Кэтрин и обдумывая ее слова. Словесная стрела вылетела только в целях самообороны, и Сиоба это знала, но все-таки ее удивили нападки Кэтрин, ее стремление испортить сопернице настроение из-за отъезда Лютиена.