— Что? — От его слов у нее сильно застучало в висках. Она так запуталась во лжи и обмане, что вскоре уже сама не сможет вырваться из этой паутины. — Что ты имеешь в виду?
— Ну, я подозреваю, — он усмехнулся, — вернее, я уверен, они думают, что мы с тобой… Дело в том, что у меня нет привычки приезжать сюда из Нью-Йорка с девушками.
— О, прости меня. Надеюсь, когда они выяснят правду, это не осложнит тебе жизнь. То есть… — она почувствовала, что краснеет, — ну, я хочу сказать, когда твой отец узнает, что я приехала, чтобы встретиться именно с ним.
Когда Джейк отвечал, его голос звучал более задумчиво.
— Занятно, не думаю, что он имеет хотя бы малейшее представление, о чем идет речь. Он никак не отреагировал, услышав твое имя; впрочем, фамилия Браун довольно распространенная.
— Да. — Настал момент хоть немного приоткрыть карты. — Я, возможно, могу кое-что прояснить. Он знал моих… моих родителей под фамилией Мартин-Браун, но когда отец уволился из армии, то отбросил первую часть фамилии. Он считал, что это слишком претенциозно. И правильно сделал: некоторые из этих двойных фамилий просто невозможно выговорить. — Ее улыбка была нерешительной, немного извиняющейся. — Можешь себе представить — Вирджиния Мартин-Браун?
— Да. — Джейк в упор смотрел на нее, и, казалось, прошла целая вечность, прежде чем он продолжил: — А что еще вы скрываете от меня, мисс Мартин-Браун?
Ее сердце на секунду остановилось, а затем лихорадочно застучало. Но она с усилием заставила себя небрежно ответить:
— Так много, что не знаю, с чего и начать. — Она с облегчением увидела, что он улыбнулся, и почувствовала прилив сил. — Но может, все это ошибка, и прежде всего мой приезд сюда, но более всего неразумно скрыть действительную причину моего визита. Правильнее было бы сразу все выложить.
— Ммм. — Джейк задумался. — Но сегодня вечером все решится. Гости разъедутся, останемся только мы вчетвером, и у нас будет семейный ужин.
Она заговорила медленно, с сожалением, высказывая мысли, которые не давали ей покоя с первых же мгновений их знакомства:
— Видишь ли, Джейк, ты очень доверчив. Ты только с моих слов знаешь, кто я такая и что наши отцы дружили много лет назад. А может, я совершаю огромное надувательство?
А я и совершаю, призналась она про себя. Как часто в зале суда я видела и слышала ложь, которую использовали люди, чтобы обесчестить друг друга, и всегда чувствовала к ним только отвращение. И вот теперь сама веду себя подобным образом… У нее на глаза навернулись слезы.
— Правда? — Его голос звучал мягко и удивленно, черная бровь вопросительно поднялась.
Да. Она хотела так сказать, но не смогла. Просто потому, что правдой она не могла поделиться с сыном Хьюго. Если Хьюго сам решит ему рассказать — его дело, ведь это не ее секрет. Она выдавила улыбку.
— Нет, не правда. — Мучаясь угрызениями совести, она не придумала ничего лучше, как повторить стандартный совет: — Но в наше время не следует быть таким доверчивым. У меня могла найтись какая-нибудь недобрая причина, чтобы попытаться проникнуть в твою семью…
— Тогда я на всякий случай запру на ночь свою дверь. — Взглядом он поддразнивал ее, вроде бы даже бросал ей вызов.
— Даю тебе слово, ты в полной безопасности. — Ее ответ прозвучал резко, и когда она подняла на него глаза, они горели негодованием.
— Ты меня разочаровываешь. — Джейк говорил низким, взволнованным голосом, положив руку на ствол древнего дуба. Другой рукой он обхватил Джинни за талию и прижал к себе, успешно одержав над ней верх.
— Джейк! — ахнула она от страха и тоски. — Джейк, не надо.
Медленно-медленно он приблизил к ней свои губы. Джинни хотела его остановить, конечно, хотела, она определенно желала высвободиться. Она видела его, чувствовала, как он склоняется к ней, ощущала его дыхание на своей коже. Он был уже так близко, что она могла рассмотреть удивительно длинные ресницы, обрамлявшие фиалковые глаза. Джинни теряла контроль над собой, и понимала это, но ничего не могла поделать. Сердце бешено колотилось в груди, ноги стали ватными. Она бы упала на землю, если бы он не удерживал ее.
Неужели то, что с ней происходит, запретно, противоречит законам природы? Ее рот приоткрылся, чтобы облегчить лихорадочное дыхание.
Его губы были немыслимо сладкими, ласковыми и нежными, а затем стали невероятно сильными и требовательными. Именно такими, какими их представляла себе Джинни последние сорок восемь часов. И все ее страхи и сомнения потонули в этом восхитительном чувственном водовороте желаний, этом открытии, отдаче и этом сводящем с ума удовольствии…