Я продолжала смотреть на то место, где видела его в последний раз, осознавая это и думая, что самым сильным поступком этого гордого мужчины было то, что он нашел в себе смелость посмотреть мне в глаза и признать, что он неправ.
После этого я все так же смотрела на то место, где видела его в последний раз, но делала это улыбаясь.
Потом меня отвлекли звуки голосов, и я вспомнила, что внизу находится мама Макса, которая слышала нашу ссору, а с ней, по какой-то невообразимой причине, были пугавшие меня Ками и Шауна.
Не глядя, я сдернула с вешалки одну из рубашек Макса, накинула ее и схватила свои брюки. Потом я метнулась в спальню, достала из комода белье и, заметив, что рубашка Макса оказалась в желтую, синюю и коричневую клетку (что идеально сочеталось с моими брюками), достала еще кремовую майку, после чего пошла в ванную.
Закончив свои утренние процедуры и одевшись (включая рубашку Макса, которая была огромной, но такой теплой, старой и мягкой от миллиона стирок), я собрала волосы в хвост на затылке. На макияж уже не оставалось времени, поэтому я вышла из ванной и быстро пересекла комнату.
На лестнице я замедлилась, стараясь дышать глубоко, чтобы успокоиться, и мысленно повторяя себе не наезжать на Ками или Шауну в присутствии мамы Макса.
Я контролировала свои мысли и, надеюсь, свой язык, когда спустилась вниз и повернулась к кухне.
Там суетилась Линда, на которую, кажется, нашло «мамское» настроение. Ками и Шауна сидели на стульях. Все наблюдали за моим приближением. Я не видела Макса, пока не подошла ближе, потому что он стоял в углу, прислонившись бедрами к раковине.
— Кофе готов, Герцогиня, — сказал Макс, когда я дошла до кухни, и кивнул на кружку, стоявшую на столешнице рядом с ним.
— Спасибо, — пробормотала я, подошла к нему и взяла кружку, чувствуя на себе взгляды, от которых, само собой, мне было неуютно.
— Я помню эту рубашку, — заявила Шауна. Я посмотрела на нее поверх своей кружки и чуть не поперхнулась, когда она продолжила: — Она тоже была моей любимой.
Краем глаза я заметила, как Линда дернула головой, а прямо передо мной радостно улыбались Шауна и Ками.
— Она тебе идет, — услышала я голос Линды, прежде чем успела произнести хоть слово из тех двадцати пяти, что крутились у меня в голове, и повернулась к ней.
— Что, простите? — спросила я, отстраненно отметив, что она достала миску, муку, молоко, яйца, кленовый сироп и мерные стаканы.
— Тебе идет. Эта рубашка. Хорошо смотрится, — сказала она мне, и я сосредоточилась, отвлекаясь от ехидного замечания Шауны на выражение ее лица.
Она кое-что давала понять, молча, но тем не менее.
Секунду назад у меня возникло необъяснимое желание сорвать рубашку Макса, вынести ее на улицу и сжечь. А сейчас я вспомнила, что эта рубашка принадлежит Максу, она старая, теплая и мягкая, и именно я могу взять ее, когда захочу, а не Шауна. Шауна никогда ее не получит.
Именно на это намекала Линда, причем не только мне, но и Шауне.
— Спасибо, — прошептала я, имея в виду гораздо большее.
— Надеюсь, ты не возражаешь, что я взялась за блинчики. Ты не против? — спросила Линда, и я моргнула.
Почему она меня спрашивает?
— Э... да? — ответила я.
Она кивнула и повернулась обратно к миске.
— Мама печет отличные блинчики, детка, — сказал мне Макс, зацепив пальцем заднюю шлевку на моих брюках и притянув меня к себе. — Тебе понравится.
Я подняла на него глаза:
— Хорошо.
Он усмехнулся мне и подмигнул. Именно подмигивание сразило меня. Макс никогда мне не подмигивал. Я даже не думала, что он из тех мужчин, которые подмигивают. Но, как и все, что делал Чудо-Макс, у него здорово получилось.
Потянув за шлевку, он передвинул мою все еще переваривающую его подмигивание тушку к себе под бок.
— Макс, мне нравится эта сахарница и молочник. Я видела их в городе, едва не купила сама, — заметила Линда.
— Это Нина купила, — сказал ей Макс, не отрываясь от кружки.
— Хороший вкус, — произнесла Линда, глядя на меня, и твердо сказала: — Одомашнивание.
— Что, простите? — спросила я.
— Заполненные шкафчики. Молочник и сахарница. Ты одомашниваешь Макса. — Ее глаза снова сверкнули, я заметила, но она спрятала это. — Это будет весело.
О Боже. Я ей нравлюсь!
Я не удержалась и улыбнулась про себя, расслабившись рядом с Максом. Он обнял меня одной рукой за плечи, расслабленно положив ладонь на мое левое плечо.
— Не хочешь рассказать, почему ты здесь, а не на работе? — спросил Макс, и я откинула голову назад, чтобы посмотреть на него. Проследив за его взглядом, я увидела, что он смотрит на Ками.
— Взяла отгул, сегодня похороны Керта, — ответила Ками.
— Ты взяла отгул на целый день ради похорон Керта? — спросил Макс.
— Я скорблю, — ответила Ками.
— Господи, Ками, надеюсь, они не узнают о твоих тараканах, как на прошлой работе. Сложно будет сохранить этот лексус, если ты лишишься зарплаты, — заметил Макс.
— Не волнуйся за меня. У меня всего один лексус, а не целый сарай, полный дурацких игрушек для мальчишек, который я хочу наполнить еще большим количеством этих дурацких игрушек, — огрызнулась Ками и едко добавила: — Может, в этом веке ты наконец повзрослеешь.
«Ревнует», — подумала я, но промолчала.
— Ками, — тихо сказала Линда, размешивая тесто.
— Что? — огрызнулась Ками, но не успела Линда ничего сказать, как Макс снова спросил.
— А теперь ты скажи мне, как ты вообще тут оказалась.
Я подняла глаза: его холодный и сердитый взгляд был направлен на Шауну.
Я никогда не видела Макса холодным. Я видела его злым, но не холодным, и этот холод был леденящим. Я сделал глоток кофе и взглянула на Шауну, чтобы посмотреть, как она будет действовать. Шауна держала удар и казалась полностью расслабленной.
— Провожу день с Ками. Мы вместе идем на похороны, — ответила Шауна.
Мои глаза расширились, и я почувствовала, как Макс рядом со мной закаменел. Краем глаза я заметила, что Линда повернула голову в сторону Шауны.
— По очевидным причинам Шауна тоже скорбит, — вставила Ками.
— Ты, блядь, издеваешься? — прорычал Макс.
— Что? — спросила Ками, но Макс не обратил на нее внимания, его взгляд метнулся к Шауне.
— Ты не пойдешь на эти похороны, Шауна.
— Почему нет? — поинтересовалась Шауна, сделав вид, что ей действительно непонятно. Мой рот приоткрылся от удивления, я не была уверена, что когда-либо встречала кого-то настолько бесцеремонного.
— Не знаю, — язвительно выдавил Макс, — может быть, потому, что ты трахалась с женатым мужчиной, а на похоронах будут присутствовать его жена и родители?
— Я тоже потеряла Керта, как и Битси, — ответила Шауна.
— Да, но он любил ее и был женат на ней пятнадцать лет. А ты была просто удобной дыркой, — возразил Макс.
Я ахнула, Линда тоже. Ками и Шауна сердито уставились на Макса.
— Макс, — на этот раз тихо произнесла Линда имя сына.
— Нет, мама, она не пойдет на эти похороны. — Макс перевел взгляд на сестру. — А ты за последние десять лет перемолвилась с Битси едва ли десятком вежливых фраз, так что тебе тоже не следует идти.
— Мне не шесть лет, Макс, ты не можешь указывать мне, что делать, — ответила Ками.
— Нет, не шесть, хотя большую часть времени ты ведешь себя именно так. Но ты достаточно взрослая, чтобы понимать, как будет лучше, — возразил Макс.
— Мы пойдем, — заявила Ками.
— Проклятье, — буркнул Макс.
— У меня создалось впечатление… — вмешалась в разговор Линда. Я повернулась к ней и увидела, что она обращается к Ками. — …после всех разговоров, которые я слышала в городе, о том, что произошло между вами и Максом с Броуди в «Петухе», что мы приехали сюда, чтобы вы двое могли обсудить с Максом и Ниной ваше поведение тем вечером. — Ками открыла было рот, но Линда еще не закончила. — А не за тем, — резко перебила она дочь, явно имея опыт в подобных разговорах, — чтобы вы так вели себя у Макса дома.