— Ударил меня ногой.
Макс стоял абсолютно неподвижно, все еще держа мое лицо в ладонях и глядя мне в глаза, но его взгляд потемнел, стал отсутствующим и таким злобным, каким я его еще не видела, хотя этим утром мне казалось, что злее уже не бывает.
Что навело меня на мысли о случившемся утром.
— Макс, — осмелилась произнести я, — что ты здесь делаешь?
Кажется, он был не в состоянии пошевелиться. Потом он моргнул, снова сосредоточился на мне и ответил:
— Забираю тебя домой.
На этот раз моргнула я.
— Но...
— Но теперь я забираю тебя в больницу.
— Макс...
Я не закончила, потому что он забрал у меня полотенца, бросил их на комод у меня за спиной и сказал:
— По дороге я позвоню Мику, попрошу, чтобы он задержал Дэймона.
— Я думаю...
На этот раз я не закончила, потому что Макс взял меня за руку и потащил через комнату, говоря:
— После больницы мы поедем домой.
— Я не могу домой, — сказала я ему в спину, пока мы шли к выходу. Макс остановился и повернулся ко мне.
— Что?
— Я готовлю завтрак для и Норма и Глэдис. Они придут в половине девятого. Норм беспокоится за меня, и, думаю, Глэдис тоже. Если я исчезну посреди ночи... Я хочу сказать, что они не молоды, в смысле, что у них уже есть правнук. Они перепугаются.
Несколько секунд Макс молча смотрел на меня, его взгляд был нежным и теплым, но очень многозначительным. Потом он полностью развернулся ко мне, подошел вплотную, отпустил мою руку, но положил ладонь на тыльную сторону моей шеи. Зачарованно я смотрела, как он наклонил голову, а потом почувствовала ласковое и быстрое прикосновение его губ к моим.
Отстранившись на несколько дюймов, он тихо сказал:
— Герцогиня, ты единственный знакомый мне человек, который провел всего восемь часов в гребаном коттедже в какой-то глуши и уже успел познакомиться с соседями, поужинать с ними и пригласить на завтрак.
Я не слышала его слова, я все еще ощущала его губы на своих, запоздало осознав, что он ведет себя так, будто того, что произошло между нами сегодня утром, вовсе не было.
— Ты все еще злишься на меня? — шепотом выпалила я, и мои глаза распахнулись от страха, что этот вопрос вырвался у меня вместо того, чтобы остаться в голове, где и ему и место, даже если это и значило, что он останется без ответа.
Я попыталась отодвинуться, но Макс только сжал ладонь на моей шее.
— Об этом мы поговорим позже.
Значит да. Этим утром он уже был достаточно зол, чтобы это длилось всю жизнь, и имел на это право, но я не могу снова пройти через это. Ни тогда, ни потом.
Я покачала головой и дернула шеей, но он лишь сильнее сжал пальцы.
— Я... — Я сглотнула. — Макс, тебе больше не нужно заботиться обо мне.
— Заткнись, Герцогиня.
— Нет, Макс, ты не...
Он снова наклонил голову и поцелуем заставил меня замолчать.
Потом, не отрывая губ, он повторил:
— Милая, я сказал, что мы поговорим об этом позже. Хорошо?
— Хорошо, — прошептала я. А что еще мне оставалось?
Макс отстранился от меня, только чтобы поцеловать в лоб, и сказал:
— Поехали.
Хорошо, что он взял меня за руку, потому что как только его губы коснулись моего лба, я закрыла глаза и не могла думать ни о чем, кроме этого нежного поцелуя, так что нуждалась в том, чтобы он вел меня.
* * *
Когда Макс привез меня обратно в коттедж после нашего визита в небольшую местную больницу, у него не возникло трудностей с поисками замка в двери, потому что перед уходом он мудро включил фонарь на крыльце.
Не отпуская моей руки, он провел меня внутрь и щелкнул выключателем. В небольшой гостиной зажглась лампа рядом с диваном. Продолжая держать меня за руку, Макс запер дверь, и тут зазвонил его мобильный.
Макс достал его из заднего кармана и посмотрел на экран.
Потом он сжал мою ладонь и негромко сказал:
— Готовься ко сну, дорогая, я вернусь через минуту.
Я уставилась на него. Что значит «вернусь через минуту»?
Не успела я задать свой вопрос (хотя я, наверное, все равно не стала бы спрашивать), как Макс отпустил мою руку, открыл телефон и приложил его к уху:
— Да?
Опустошенная страхом, адреналином и приступом рыданий, подобного которому еще никогда не испытывала за всю свою историю, а у меня была длинная история рыданий, я поняла, что у меня не осталось сил на споры или даже обсуждение происходящего. На самом деле мне едва хватало сил, чтобы стоять. Поэтому я поплелась в ванную, включила свет и достала из сумки пижаму.
Я полагала, что Макс просто привезет меня сюда, чтобы я могла приготовить завтрак для Норма и Глэдис, а потом уедет. После всего, что произошло утром, несмотря на то, что он сказал мне, что приехал забрать меня «домой», я не совсем поняла, что он имел в виду. Хотя я предположила, что он делает это по просьбе моей мамы, потому что у нее был его номер, а Макс, будучи Максом и несмотря на случившееся между нами, выполнил бы ее просьбу, потому что она ему нравилась и потому что это было в его характере.
Конечно, он поцеловал меня три раза, и этого я совсем не понимала.
Больше того, по дороге в больницу, как и обещал, он позвонил в полицейский участок Гно-Бон и рассказал им, что сделал Дэймон и что я приеду завтра, чтобы выдвинуть обвинения. После этого он взял меня за руку, но не положил ее себе на бедро. Вместо этого он положил наши соединенные руки на мое бедро и отпускал мою ладонь, только чтобы переключить передачу, после чего каждый раз снова брал меня за руку. Помимо этого он мало говорил, но вел себя мягко, даже заботливо, хотя явно думал о чем-то своем.
И, думается мне, после всего случившегося утром и после того, как он нашел меня, избитую Дэймоном, мысли эти не были приятными.
Положительной стороной поездки в небольшую местную больницу посреди ночи оказалось отсутствие очереди. Очень быстро мы выяснили, что мои ребра и нос не сломаны, а только ушиблены. Несмотря на то, что опухоль удалось уменьшить при помощи льда, синяки уже начали проявляться, включая бок, на котором проступил красный выгнутый след в форме носка ботинка. К моему ужасу и по настоянию Макса, мое туловище и лицо сфотографировали, и, когда мы уезжали, врач пообещал нам с Максом прислать фотографии и медицинское освидетельствование в полицейское отделение Гно-Бон.
Всю дорогу до коттеджа Макс молчал, так же как и я, но продолжал держать меня за руку.
Я слышала его приглушенный разговор в другой комнате, пока раздевалась и надевала пижаму. Потом я огляделась, в первый раз осмотрев коттедж.
Владельцы жили в доме примерно в четверти мили дальше по дороге, которая вела к коттеджному комплексу. Это явно был семейный бизнес, у них даже не было офиса, просто запирающийся шкафчик для ключей рядом с входной дверью и книга регистрации постояльцев на столике с тонкими ножками под ним.
Теперь я увидела, что они гордились своими коттеджами. Комната была чистой, деревянный пол выглядел недавно перестеленным и теплым, серовато-зеленые стены также были недавно покрашены. Тут и там обнаруживались признаки того, что люди приложили немало усилий. Толстые сине-зелено-бежевые половики, картины на стенах, подобранные со вкусом, а не просто в попытке хоть чем-то украсить. На кровати не плед, а пуховое одеяло, мягкое и воздушное, в пододеяльнике, перекликающемся с зеленым цветом стен и синим и бежевым на половиках, а также с вкраплениями коричневого и серого. На двуспальной кровати лежало четыре мягких подушки, а не две непривлекательные тонкие. Там даже было несколько декоративных подушечек, которые тоже совпадали по цветовой гамме с отделкой комнаты, а на каждой тумбочке стояли лампы с плотными абажурами, но сверху было устройство, с помощью которого можно направить лампу, куда нужно.
Учитывая все это, а также наличие вокруг каждого коттеджа достаточно большого участка земли с деревьями и кустарником, обеспечивающими больше уединения, я была удивлена, что коттеджи не забиты под завязку. С другой стороны, они выглядели довольно новыми, так что, возможно, владельцы были новичками или просто провели реконструкцию и еще не успели рассказать об этом.