У Макса все получалось само собой.
Ну ладно, он не вытирал столешницы, больше споласкивал и убирал в посудомоечную машину, но еще он был способен убрать оставшиеся продукты в холодильник, что являлось явным плюсом.
Во-вторых, потрясением это было потому, что до меня дошло: вот оно, мое будущее — готовить ужин и прибираться на кухне вместе с Максом.
Понятия не имею, почему что-то настолько простое оказалось таким волнительным и необычно впечатляющим, но так и было.
Это было так впечатляюще, что я стояла, зажав в руке губку, которой протирала столешницу, и невидяще смотрела на Макса, глубоко погрузившись в размышления.
— Детка, — окликнул меня Макс.
Я вздрогнула и сосредоточилась на нем.
— Что?
— Ты в порядке?
Да, я в порядке. Настолько в порядке, что мне хотелось швырнуть губку в сторону, наброситься на него и показать, насколько все в порядке.
Но я этого не сделала. Я просто обошла его, чтобы добраться до раковины, и выжала губку, сказав:
— Да, просто устала.
Макс подошел сзади, обвил мою талию одной рукой, а второй убрал волосы на одно плечо. Потом я почувствовала его губы на своей шее, а его рука скользнула вверх по моим ребрам.
— Ты больше не бережешь их, Герцогиня, это значит, что все хорошо?
Я поняла, что его ладонь лежит поверх отпечатка ботинка, и поняла, что Макс точно запомнил его расположение, потому что безошибочно нашел.
У меня в животе снова разлилось тепло, и я кивнула:
— Местами покалывает, если двигаюсь слишком быстро, но вообще да, все хорошо.
— Хорошо, — пробормотал он мне в шею и отошел.
Счастливо вздохнув, я выжала губку и положила ее на край раковины.
Макс достал тарелки, я вытащила из духовки начос, разложила их по тарелкам, добавив сверху остальные ингредиенты, а Макс достал пиво.
Потом мы отнесли все это в гостиную, где Макс разжег камин. Мы уютно устроились, втиснувшись в одно кресло. Я поставила свое пиво на столик сбоку, а Макс зажал свою бутылку между коленей. Он положил ноги на пуф, а я повернулась к нему лицом и перекинула ноги через его бедра. Мы держали тарелки в руках и ели.
— Как ты считаешь, это Шауна и Роберт убили Кертиса и частного детектива? — спросила я, проглотив большой кусок кукурузной лепешки.
— Нет, — ответил Макс, и я уставилась на него.
— Нет?
Он покачал головой и сунул в рот начос.
— Факты указывают на нее, — напомнила я.
Макс прожевал, потом взял свое пиво и сделал глоток.
Зажав бутылку между коленей, он повернулся ко мне.
— Вчера я поверил в то, что ты говорила. Но штукатурка? В это я не верю. Кто-то ее подставляет.
— Правда?
Макс поднес ко рту начос, нагруженный фаршем, сыром и соусом, и ответил:
— Правда.
Потом он слопал начос и, прожевав, заметил:
— Твои начос еще лучше, чем рыбная запеканка.
— Думаешь?
— Абсолютно... — Он проглотил. — ...охренительно.
Я улыбнулась, запредельно довольная тем, что ему понравились мои начос. Как будто он сказал мне, что считает, будто я могла бы завоевать мир в качестве успешной супермодели.
— Спасибо, — пробормотала я, неожиданно оробев, но все еще довольная, уставилась в свою тарелку и принялась за следующий кусочек.
— Герцогиня, — окликнул Макс, и я подняла глаза от тарелки на него. Он улыбался. — Милая, ты же знаешь, что отлично готовишь.
— Ну... — замялась я, и он покачал головой.
Потом он вернулся к своей тарелке, пробормотал: «Смешная» — и взялся за следующий начос.
Он опять был хорошим, а я до сих пор не привыкла к этому, поэтому решила сменить тему.
— Итак, почему же штукатурка навела тебя на мысль о том, что Шауна не совершала убийство? — спросила я и сунула начос в рот.
— Она не дура, — пробормотал Макс, съев свой кусок и тут же взяв еще один.
— Ты же выяснил, что она крутила с Кертом, пока была с тобой, — напомнила я.
— Она этого хотела, думала, что это заставит меня ревновать.
— Ох, — прошептала я и взяла еще одну порцию.
— Шауна осмотрительна. А это неосмотрительно. Вывезти все из дома и не убрать улики? — Макс покачал головой, взял пиво и сделал глоток.
Я повернулась к столику, взяла свое пиво и развернулась обратно.
— Тогда кто это сделал? — спросила я.
— Кто знает? Кто-то, кто ненавидел Керта, кто-то, кто ненавидел Шауну, а в городе таких полно.
Это правда, этих двоих можно было почти пожалеть.
Но только почти.
Я глотнула пива и спросила:
— А Ками?
Макс посмотрел на меня.
— А Ками, думаю, просто поимели. По какой-то причине Шауна была готова уехать, возможно, с этим Робертом, а поскольку он, связавшись с ней, потерял бы все, то Шауне было плевать кого обдирать, чтобы продолжать хорошо жить, не работая ради этого, разве что лежа на спине.
— Даже Ками?
— Раз она воспользовалась Гарри, которого я сейчас не слишком люблю, но он всегда был хорошим парнем, то и Ками она воспользовалась бы.
— Но Ками ее подруга, они дружили много лет.
— Если подумать, то же можно сказать и про меня, и про Битси, и про Гарри, она всех нас поимела, и глазом не моргнув.
— Ты когда-нибудь давал ей деньги? — выпалила я. Не отрываясьот тарелки, Макс глянул на меня, и я прошептала: — Извини, глупый вопрос.
— Я тоже не дурак, Герцогиня.
— Знаю, — быстро сказала я.
— Я знаю, что ты знаешь. — Он зачерпнул начинку следующим куском, сунул его в рот, прожевал и закончил: — Однако, когда мы куда-то выходили, она никогда н пыталась достать свой кошелек.
Я прикусила губу и отвернулась, чтобы поставить бутылку на столик.
Повернувшись обратно, я старательно смотрела в свою тарелку, пообещав себе, что в следующий раз, когда мы пойдем ужинать, я хотя бы потянусь за кошельком.
В это время Макс произнес:
— Детка, это совершенно разные вещи.
Я подняла на него глаза:
— Что, прости?
Его следующие слова сказали мне о том, что он снова прочитал мои мысли по лицу.
— Ее я просто трахал, а ты моя женщина, и это совершенно разные вещи.
— Но я не была твоей женщиной, когда мы ели бургеры из бизона... или стейки в «Петухе», если уж на то пошло.
— Была, в обоих случаях. Особенно в «Петухе», детка. По дороге туда мы с тобой поспорили о твоем отъезде отсюда.
Ладно, с этим придется согласиться.
— Но мы с тобой практически только встретились, когда ели бургеры из бизона, — сказала я.
— Да, и что?
— Я не была твоей женщиной.
— Была, детка.
— Как это?
— Просто была.
Я уставилась на него, а он уставился на меня. Потом он спокойно повернулся к своей тарелке и взялся за следующий начос.
После того как он разжевал и проглотил его, я спросила:
— Значит, ты позволил бы женщине заплатить за ужин?
— Нет, — твердо заявил он. — Но я не против, чтобы она хотя бы попыталась достать кошелек. Он ей не понадобится, но я был бы не против.
— Значит, мне надо было достать кошелек? — давила я, и его глаза вернулись ко мне.
— Ты не поняла, что я сказал раньше?
— Макс...
Он слегка развернулся ко мне и опустил тарелку себе на бедро.
— Ладно, нам все равно надо об этом поговорить, а ты явно извращаешь все у себя в голове, так что скажем прямо. Если у нас все получится, детка, мне по барабану, достанет ли женщина кошелек, потому что я не собираюсь ужинать с другими женщинами, только с тобой. А ты никогда не станешь доставать кошелек. Как бы мы ни решали денежные вопросы, мы будем решать их дома, наедине. Когда мы куда-то выходим, плачу я, всегда. Тебя это устраивает или мы должны обсуждать это еще полчаса?
— Дело не в этом, дело в том...
— Дело в том, что ты посчитала, что вела себя невоспитанно, когда я говорю, Герцогиня, что рассердился бы, если бы ты полезла за кошельком. Насчет Шауны мне наплевать, потому что она не важна. Ты — важна.