С женой! Ха! Кто бы мог подумать, что он так быстренько побежит жениться? Да еще и будет угрожать несчастной девице ножом, требуя, чтобы она вышла за него! Конечно, он не причинил бы ей вреда, это было бы уже слишком, но он не мог не воспользоваться выпавшим ему шансом. Нужно было припугнуть девчонку.
Он не питал к ней ненависти или неприязни, как к дочери своего врага, и даже испытывал к ней симпатию. Ей просто не повезло, она стала его оружием, единственным способом отомстить лорду Корби. Когда-то этот человек отнял у него родного отца, и теперь Саймон был намерен поступить с ним подобным образом. Никогда лорд Корби не увидит свою дочь, — и Саймон мечтал сообщить ему об этом лично.
Но, прежде чем явиться к Корби, он решил закрепить свои права на жену. Хочет девчонка того или нет, но сегодня у них обязательно должна состояться первая брачная ночь. И тогда ее отец уже не сможет оспорить их брак, он ничего уже не сможет изменить.
Они неспешно двигались через лес по широкой дороге. Он впереди, она позади. Но постепенно Саймон стал замечать, что девушка все больше отстает, явно уставшая после долгой ходьбы. Он решил сделать привал. Они разместились на небольшой поляне и плотно пообедали. Саймон не стал торопить девчонку и дал ей немного отдохнуть.
Хм… девчонка… жена… Он столько раз произнес ее имя перед церковью, но сейчас никак не мог вспомнить, как ее зовут.
Саймон взглянул на нее. Она сидела на траве, привалившись спиной к дереву. Видимо, лесной пейзаж подействовал на нее умиротворяюще: черты лица ее разгладились, и она не казалась уже такой несчастной и подавленной.
Сквозь зеленую листву весело светило солнце, будто лаская девушку своими теплыми лучами. Она полузакрыла глаза, подняла вверх личико, подставив его ласковому светилу, мягкие полные губы ее слегка приоткрылись. У нее был округлый подбородок и нежная, белая, как лепесток нарцисса, шея. Ниже Саймон старался не смотреть, — довольно глубокое декольте открывало две восхитительные округлости с манящей ложбинкой меж ними. Над левой, будто ягодка черники в молоке, красовалась родинка, от которой голова начинала кружиться, а сердце скакать галопом.
Девушка сорвала колокольчик и сейчас бессознательно теребила его пальцами; затем подняла руку и заложила цветок за корсаж. Пролетавшая мимо маленькая бабочка приняла ее, видимо, за нечто неживое и опустилась ей на грудь. Девушка, не шевелясь, скосила глаза вниз, улыбнулась уголками губ и, кажется, затаила дыхание, следя за пугливым насекомым, которое вольготно расположилось как раз рядом с цветком, сверкая на солнце голубыми, чуть подрагивающими крылышками.
Саймон невольно позавидовал бабочке; и его жена вдруг показалась ему лесной колдуньей, знающей язык зверей и птиц и секреты трав.
Заглядевшись на прелестную спутницу, Саймон подался вперед к ней. Девушка уловила его движение и взглянула на него. С лица ее тут же сошло радостное выражение, сменившись откровенной неприязнью. Бабочка вспорхнула с ее груди и унеслась в небо. Очарование было разрушено. Саймону показалось даже, что солнечный свет потускнел.
— Как тебя зовут? — спросил он.
Она презрительно фыркнула.
— Старческий маразм? Забыл, на ком женился? — язвительно спросила она.
Да, очарование было разрушено, а настроение испорчено. Саймону тоже захотелось сказать ей какую-нибудь гадость.
— На ком женился, я помню, а имя мне твое не важно, буду звать тебя, как мне вздумается.
— В таком случае я тоже буду звать тебя, как мне вздумается.
Ну и штучка! Такого Саймон не ожидал. По его представлениям она должна была плакать, проклиная свою судьбу, что свела ее с ним — и, конечно, она должна бояться его. Почему она не делает ни того, ни другого?! Ничего, он это исправит.
— А я даже открою тебе мое второе имя, моя сладкая пампушечка.
Девушка скривилась, услышав, как он ее назвал.
— Дай-ка угадаю, — сказала она. — Тебя зовут Облезлая Обезьяна?
Саймон был оскорблен до глубины души. Не будь она женщиной, он бы заставил обидчика проглотить эти слова вместе с собственным языком!
— Джек Гром, — вскинув подбородок, высокомерно произнес он.
Недоверчивый взгляд был ему ответом. Она отвернулась и стала смотреть на кусты и деревья. Разочарованный такой реакцией, а, вернее, отсутствием последней, Саймон тоже отвернулся от нее, а потом объявил об окончании привала.
Некоторое время они шли в молчании.