Трепет между ног превратился в нестерпимый зуд. Если Дрискол рассчитывал напугать ее, то добился противоположного. Зная, что мужчина на грани из-за нее, девушка ощущала, как становится смелой. Вызывающей.
Опьяненная ощущениями, Сера наклонилась и провела языком от основания до кончика. А затем взяла твердую плоть в рот настолько глубоко, насколько смогла.
И принялась сосать.
…
Твою мать, твою мать! Боже, я сейчас умру. Господи, только дай ей сначала закончить.
Мысли, предупреждения, конфликтующие с неописуемым удовольствием ото рта Серы, пытались бомбардировать его. Он блокировал их, но некоторым все же удавалось прорваться в сознание. День под завязку был набит сексуальным напряжением, у Боуэна никогда такого не было. И он действительно имел в виду то, что сказал. Ротик девушки угрожал разрушить контроль, который Дрискол восстановил с таким трудом. Желание двигаться, чтобы глубже погрузиться в горячую глубину, мучало его совесть. Он слышал слова, срывающиеся с его губ. Они не имели никакого смысла, и не принадлежали ни одному существующему языку. Хотя, может быть, это был особенный язык, который он берег специально для Серы? Благодаря такой теории, Боуэн чуть меньше чувствовал себя мудаком. Ведь это значило, что Серафина особенная. Не просто какая-то девчонка, которую он может зажать в углу.
Возможна, это вообще первый раз, когда она стоит на коленях перед мужчиной. Да, это точно первый раз. Дрискол видел это по карим глазам, которые неотрывно наблюдали за его реакцией. Она хотела убедиться, что все делает правильно. Подбодри ее. Мне нужно подбодрить ее.
— Малышка, все, все, абсолютно все, что делаешь совершенно. Ты чертовски совершенна.
Фраза была произнесена словно на суахили, но он надеялся, что сказал именно это. О, боже, боже, девочка сосала так, будто они занимались этим уже кучу раз. Так жестко, что вся душа переселилась в новое место. Как у нее получалось так невинно смотреть на него, пока ее ротик работал как ротик самой отъявленной шлюшки, которую он когда-либо встречал? Этот контраст уносил его прочь, в какой-то другой мир. Он больше не мог себе лгать. Очевидно, правило "никаких девственниц" было придумано без учета Серы. Ни одно правило не касалось ее. То, что у нее не было опыта, невероятно заводило его. Все моменты, которые могли между ними случиться, будут принадлежать ему. Только ему. Несомненно, это делало его жадным ублюдком, но что он мог поделать?
Сера немного замедлила темп, пытаясь взять Боуэна чуть глубже. Его бедра дрожали, пальцы запутались в ее волосах.
— Детка, детка, пожалуйста. Ты можешь взять чуть больше? Совсем чу… Дааа, черт!
Он чуть не кончил в этот момент, но заставил себя сдержаться. Хотя вряд ли он продержится долго. Девушка начала издавать постанывающие звуки, посылая горячие вибрации горла прямо в его живот, яйца. Ее руки присоединились к вечеринке, Сера обхватила ствол обеими руками и начала мастурбировать вверх-вниз, не отнимая губ.
Экстаз рос с головокружительной скоростью. Дрискол никогда не доходил до этого так быстро. Ему хотелось, чтобы это не кончалось.
— Сера, я сейчас кончу, достань его изо рта.
Боуэн еще никогда не произносил более мучительных слов. Но ожидаемая боль не последовала, потому что девушка не останавливалась. Ее руки скользнули по его бедрам и легли на задницу. Ногти впились в кожу. Сера притянула его ближе и продолжала ласкать, лизать, сосать.
Контроль испарился с надвигающейся волной освобождения. Все сознание сосредоточилось на губах Серы. Действуя сами по себе, его руки сжимали ее волосы. Крепко. Бедрами Боуэн на полпути встречал движения ее рта.
— Ты позволишь кончить в этот девственный ротик? Ты собираешься сделать меня Богом?
Когда она добавила язык, мир Дрискола взорвался. Парень думал, что она остановится, но, боже, этого не произошло. Сера жадно нанизывала ротик, беря все. Ее мурлыканье прокатилось вдоль члена, отослав Боуэна в другое измерение.
Он не помнил, как очутился на полу, прижимая девушку к себе. Грудью он чувствовал ее глубокое горячее дыхание. Почему она казалась такой хрупкой после того, как потрясла все его существо? Боуэна окатило безумной потребностью взглянуть в ее глаза. Все еще дрожащей рукой он поднял ее подбородок. Черт, Дрискол почувствовал себя эгоистичным мерзавцем.
Похоть. Она расширила зрачки Серы, которые почти затопили шоколадный цвет глаз. Раскрасневшееся лицо, приоткрытые пухлые губы. Острые соски, проступающие сквозь рубашку. Девушка сжимала и разжимала бедра, сжимала и разжимала. Зрелище было просто оглушающим, сердце Боуэна гулко заколотилось. Оно наполнило его определением, целью. Доставь ей удовольствие. Дай ей освобождение.