Улетели птицы, и лес, словно покинутый дом, помертвел, затаился в тихой своей печали.
Посыпались первые крупинки снега. Мелкие и быстрые, они исчезали, терялись в желтевшей траве, в зеленых вересках и мхах.
Большой Уг бродил, сопровождаемый подругой, по притихшим опушкам, по берегам знакомых озер, выискивая остатки зеленой травы. Травы, высыхая, теряли свежесть, но еще слабо дышали запахами лета, уже смешанными с запахами прелой листвы, осенней сырости, набухших дождями мхов.
Иногда, насытившись, бык бегал, играя с подругой, — то лосиха его догоняла, то он находил ее, прятавшуюся за деревьями, легонько толкал рогами в бок около лопатки, фыркал, привставая на дыбы, и словно смеялся, оттопыривая нижнюю толстую губу, чуть поматывая головой из стороны в сторону.
Однажды в полдень Уг вместе с лосихой переходил знакомое болото — Гадючью топь. Здесь в теплое время года у камней и на самих камнях по краям болота грелись на солнце змеи. Черные крупные болотные гадюки с шуршанием и раздраженным шипением шарахались, давая дорогу быку.
Уг змей не боялся, он и внимания на них не обращал, просто знал об их существовании.
Зато люди опасались змей и редко появлялись у Гадючьей топи. Поэтому она казалась лосям более спокойной и безопасной, чем соседние болота. Совсем недавно Большой Уг со своей лосихой пересекал Гадючью топь, благополучно миновав нечастые трясины.
Сейчас подруга шла первой — она была намного легче Уга, двигалась быстро, аккуратно прощупывая почву впереди. Большой Уг — спокойный, солидный, тяжелый — осторожно продвигался за ней, отставая на десяток шагов. Он шел точно по следу лосихи, но все-таки передней ногой прощупывал перед собой почву. Он видел: подруга уже вышла на берег, отряхнулась, будто сбрасывала тягучие, обволакивающие запахи болота. Она встала на пригорке, поджидая своего покровителя, уже подходившего к берегу.
И вдруг толстые жилы травяных корневищ, внезапно предательски хрустнув, лопнули под задней ногой лося… Он попробовал устоять на трех ногах, удерживая равновесие, — несколько мгновений балансировал, пружиня полусогнутыми ногами. Страх, ледяной, колючий, вязкий, охватил быка… В следующее мгновение от возросшей тяжести непрочная в этом месте опора прорвалась и под другими копытами лося, и трясина, громко и жадно чавкнув, обняла быка, уже глотнув его ноги и прижавшись своей ядовито-зеленой травой к широкому животу зверя.
Сгоряча он пытался оттолкнуться ногами, хотя отталкиваться было не от чего — под копытами ощущалась холодная жидкая пустота. Тотчас поняв, что движения втягивают его в трясину, он испуганно замер, затаился в страхе перед ее смрадным гибельным дыханием.
Он лежал, животом и грудью опираясь на густую сеть корневищ болотных растений. Жидкая едкая масса уже захлестнула болотный покров под быком, но сплетения корней пока еще поддерживали зверя, спасая от жадной, тягучей силы топкого болота. Он чувствовал эту силу — словно тупые ледяные зубы схватили его ноги у самых копыт и медленно, упорно тянули вниз.
Приподнять голову он не мог — она тоже служила ему опорой, он только чуть склонил ее набок и застонал…
Отчаяние, боль, страх, надежда на помощь — все было в этом протяжном, вибрирующем грудном реве быка. Приглушенный болотом, он был все-таки звучным, пронзительным, и кто-то должен был услышать его…
Лосиха металась по берегу. Два раза она ответила Большому Угу тонким жалобным криком, каждый раз обрывая его захлебывающимся, всхлипывающим звуком.
В притихшем полуденном лесу, освещенном скудным осенним солнцем, от склона к склону шарахалось эхо, сочувственно охая, и глохло в чащобе.
Не шевелясь, с трудом превозмогая ледяную мертвую хватку топи, Большой Уг напрягся и снова застонал. Он еще раз звал на помощь.
У Вовки разболелась голова. Он не любил собирать ягоды, эта нудная работа его быстро утомляла. И особенно сбор клюквы. От запаха багульника, пушицы, сфагновых мхов на клюквенных болотах голова Вовки наливалась тяжестью, его даже чуть покачивало. Но не поехать нынче за клюквой он все-таки не смог — бабе Маше нужен был помощник. А бабу Машу Вовка любил и ценил. Она, его старая строгая бабушка, имела решающее влияние на отца и была надежной Вовкиной защитой от многих бед.