В это время Большой Уг уже несся по просеке, рассекая рогами морозный утренний воздух, быстро уходя от места опасной встречи с собаками и с рысью, которая ненароком выручила его.
К полудню небо затянулось, пошел крупный снег, мороз отпустил. Уг немного полежал в пушистом уютном сугробе и теперь, отдохнувший и спокойный, спустился к озеру, чтобы по льду перейти на другой берег, где рос густой осиновый молодняк. Лед был прочным, даже не слышалось слабого потрескивания, которое лось всегда улавливал, едва только лед становился тоньше. Такой лед никогда не проламывался под Угом, но предупреждал его о близости промоин. Снег скрадывал звуки, копыта мягко ступали и не скользили по мерзлой поверхности озера.
Бык уже подходил к берегу, когда внезапно с треском и шумом лед проломился под его ногами… Спрятанный подо льдом и снегом ручей, впадавший в озеро, промыл свой твердый зимний панцирь, и лед стал тонким, но только в одном месте, у берега, поэтому бык и не услышал знакомого потрескивания, подходя к опасному месту от середины озера, где лед был толстый и прочный.
Загребая задними ногами, лось пытался выбраться на лед, но едва копыта его передних ног находили опору, как лед под ними снова подламывался и зверь оказывался в ледяной воде. Но бык не сдавался. Он снова делал рывок, выбрасывая на лед ноги и грудь, и вновь с глухим треском опора проламывалась под ним.
Густой пар шел от его тела. Борьба — упорная, трудная, долгая — продолжалась до тех пор, пока наконец его путь к близкому берегу не разошелся с подледным устьем, и при первом же рывке лось оказался наверху.
Он тотчас резко отряхнулся, взбежал на берег, снова отряхнул свое сильное тело. Замерзающие на лету брызги разлетались в стороны, окружали зверя ярким искрящимся облаком. Он словно стряхивал с себя холодное коварство лесного озера, такого ласкового, спасительного летом и такого сурового, жестокого зимой.
Большой Уг, продолжая отряхиваться и разминаться, сделал два прыжка. И вдруг под его правой задней ногой что-то звякнуло, неприятный металлический звук, очень негромкий, глуховатый и чуждый, встревожил зверя, и он почувствовал мягкое цепкое сжатие на своем копыте. Это была досадная случайность, порожденная нашим небрежным иногда отношением к лесу, — бык наступил на старую консервную банку. Копыто попало в эту банку, вдавленное тяжестью лосиного шага, и она туго обняла его ржавыми своими стенками.
Сначала Уг резко встряхнул ногой, как обычно встряхивал, сбрасывая налипшую глину, встряхнул сильно и несколько раз — банка оставалась на ноге. Лось пытался сбросить незнакомый предмет, волоча ногу по земле, пробовал сдернуть железку другой задней ногой — все было напрасно. Банка сидела на месте прочно. Два дня бык ходил с банкой, потеряв надежду избавиться от нее. Ходить было неудобно, железка мешала ступать, скользила по снегу, нога казалась Угу слишком тяжелой и неуклюжей. Хотя боли и не было, но этот чужой человеческий предмет все время, с каждым шагом, напоминал о себе и отравлял лосю существование, раздражая его, тревожа и пугая постоянно.
К концу второго дня он почувствовал в ноге боль, верхние острые закраины банки поранили кожу в нескольких местах около копыта, ранки стали болезненными, и к вечеру Большой Уг уже хромал.
Всю ночь его беспокоила боль в ноге, тупая, ноющая, усиливающаяся с каждым ударом сердца, — эти удары волнами, толчками крови больно отдавались в пораненной ноге. К утру она распухла, и лось шел уже по своим лесным тропам на трех ногах, осторожно поджимая правую заднюю — ноющую и тяжелую. Пожалуй, незаметно для него самого ноги вывели его к знакомому домику зоологов… Немало повидав на своем веку, Большой Уг понимал, что люди бывают разные. Среди них есть его враги. Но бородатый зоолог не причинит зла Угу, от него можно ждать помощи.
Лось долго стоял на опушке леса, принюхиваясь к запахам близкого человеческого жилья. Люди там были, хотя двор пустовал. Пахло дымом, сеном, хлебом, были другие запахи, связанные с людьми, пахло и человеком. Собак, которых недолюбливал и боялся Уг, не было.
Бык осторожно, медленно и почти бесшумно двинулся к дому. Приблизившись к сараю, сладко пахнущему сеном, остановился, вслушиваясь в тишину, осматривая подворье, залитое голубовато-розовым светом рождающегося нового зимнего дня.
А человек внимательно разглядывал его через окно в бинокль. Он сразу заметил, что с быком что-то неладно, что он хромает, и теперь, рассмотрев раненую ногу, догадался, что произошло. Взял в карманы большую краюху хлеба, пассатижи, йод, баночку с барсучьим жиром, спокойно вышел на крыльцо, не спеша пошел к зверю. Грустными больными глазами смотрел Уг на знакомого бородача, доверчиво ожидая его приближения. Человек положил на чурбачок около головы быка хлеб и чуть отступил назад. Зверь еще постоял, не шевелясь, потом потянулся к хлебу, понюхал его, лизнул и вдруг, обессиленный, подогнув ноги, опустился на снег, густо усыпанный древесными опилками.