Кунико похлопала меня по плечу. Я села на колени и поклонилась.
- Подойди, Рисуко, - сказала леди Чийомэ, указывая бледной ручкой, что я должна сесть напротив нее за столиком.
Я придвинулась на коленях, чувствуя, как грубый татами цепляется за мою новую одежду. Наконец, я добралась до стола на коленях, все еще глядя вниз.
- Что ты сделала с волосами, дитя?
Я скривилась, все еще глядя на ножки стола.
- Был… случай на кухне.
Леди Чийомэ вздохнула.
- Думаю, если собрать утром с дерева постреленка, к вечеру она леди не станет.
Один из Братишек издал звук, похожий на смешок.
- Подними голову, дитя, - леди то ли кривилась, то ли насмехалась. Она указала тонким пальцем на принадлежности перед ней.
Мисочка, в которой были чернила, была тонкой, как яичная скорлупа, темно-синей, и она словно впитывала свет свечей и огонька. Рядом стоял потертый чернильный камень.
- Я хочу посмотреть, чему научил тебя твой отец, Рисуко, - она склонила голову, словно пыталась выглядеть коварно. – Напиши что-нибудь.
Едва приподняв голову, я взяла листок рисовой бумаги. Она была такой тонкой, что я едва чувствовала ее между пальцами. Положив ее перед собой, я представила, что могу почти видеть стол сквозь бумагу.
- Что мне написать? – спросила я.
- Что хочешь, - ответила она, махнув рукой.
Я закусила нижнюю губу изнутри на секунду. Я не могла ничего придумать. А потом вспомнила, как сидела рядом с отцом, копируя одно из его стихотворений, пытаясь повторить его плавные мазки кистью.
Я схватила кисть, но пальцы дрожали.
- Хорошие чернила.
Она раздула ноздри.
- Конечно, - она явно думала, что я сказала полную глупость.
Я глубоко вдохнула, пытаясь потянуть время и успокоить руку. Я пыталась представить слова, появляющиеся из-под кисти отца, три строки любимого стихотворения Ото-сана. Не понимая, что я делаю, я сжала кисть, обмакнула в чернила и позволила кончику двигаться по белоснежной бумаге.
Быстро гибнут солдаты
Битва белого и алого
Лепестки на земле.
Леди Чийомэ снова фыркнула, глядя на мою каллиграфию. Но в этот раз дело было не в отвращении, я поняла, что она была потрясена.
- Очень хорошо, - сказала она, вскинув брови.
Так и было. Отец гордился бы. Я была не так хороша, но линии были четкими и легкими.
- Это одно из стихотворений отца.
- Да, - сказала она. – Знаю.
Я хотела спросить, откуда она это знает, но она вскинула тонкий палец. Ее лицо было спокойным, но внутри что-то бушевало.
- Поэзия – это хорошо, но выучить хокку может любой. Покажи мне что-то сильнее. Прозу.
Я глубоко вдохнула и тут же подумала об абзаце, который Ото-сан давал нам каждый раз. Я взяла чистый лист и кисть. В этот раз я была спокойнее. Левой рукой я придерживала правый рукав.
- Спрячь язык во рту, дитя, - цокнула леди Чийомэ.
Я послушалась. Я и не заметила, что высунула его. Пальцы снова задрожали.
Я глубоко вдохнула, осторожно обмакнула кисть в чернила и начала писать.
На землях некого императора была леди из простых людей, но он любил ее сильнее остальных. Великие амбициозные леди смотрели на нее с презрением. Поэтому…
Мою концентрацию нарушил странный звук – не то свист, не то хрип. Я тревожно вскинула голову.
Лицо леди Чийомэ исказилось и помрачнело. А потом она снова издала этот звук, но уже громче, и я поняла, что она смеется. Слезы потекли из ее глаз, она завывала от смеха.
Я сидела, пока чернила засыхали на кисти, и боялась пошевелиться. Я не знала, почему она смеется, боялась, что мое действие тут же разозлит ее.
Она протянула руку к Миэко, и по лицу горничной я поняла, что она так же потрясена, как и я. Идеально-черные брови Миэко были так высоко, что могли переломиться.
Леди Чийомэ взяла из рукава Миэко шелковый платок и начала вытирать глаза. Я заметила, что и двое стражей были потрясены.
- Ну, Миэко, - сказала леди, - видишь? Я посмотрела на вершину забытой сосны в забытой провинции Чистоты, а нашла последнего великого энтузиаста «Сказаний Генджи», - она расхохоталась, Миэко улыбнулась, даже если не понимала. Старушка повернула ко мне лицо с потекшей белой краской. – Ну, моя маленькая писательница. Твой отец хорошо тебя обучил, - она громко высморкалась.
- Вот, Кунико, - она отдала ей шелковый платок, лицо горничной было маской, а потом леди повернулась ко мне. – Теперь покажи, как ты читаешь.
Плавно и так быстро, что я не успела заметить, она забрала из моей руки кисть. Удерживая ее, как нож, между средним пальцем и большим, она обмакнула кисть в чернила и написала на новом листе рисовой бумаги. Она поймала мой взгляд, словно спрашивала: «Внимательно смотришь?».
Как и я, она придерживала рукав, но где я просто хватала ткань, чтобы не испачкать в чернилах, она двигалась элегантно, словно танцевала.
Ее рука едва двигалась, но кисть оставляла иероглифы на бумаге – хирагана ку (く). Изгиб – катакана но (ノ). И последней была горизонтальная черта – китайский иероглиф кандзи ичи (一).
Она плавно отложила кисть и посмотрела на меня.
- И? – спросила она, указывая на то, что написала.
Я была в замешательстве. Я понимала отдельные части, но не все вместе. Ото-сан говорил, но не стоит писать в одном слове катаканой, хираганой и кандзи. Я повернула голову, глядя на надпись под другим углом, словно это помогло бы.
- Эм, - сказала я. – Первый знак – ку, что значит «девять». А это но, что значит… «из»? Или «откуда». И линия похожа на кандзи, означающий «один», - я отодвинулась, и слово стало целым, словно остров появился из-за тумана. – А вместе… Если объединить части, получится кандзи, означающий «женщина» (女).
Леди Чийомэ снова улыбнулась, это пугало.
- Да, белочка, да. Куноичи – особые женщины, да, - она посмотрела на своих горничных, а потом на меня. – Может, если тебе повезет, ты когда-нибудь станешь такой.
Я уставилась на нее.
- У меня есть вопрос, дитя.
- Да, госпожа?
Она подхватила кисть и опустила ее в склянку с водой, чтобы вымыть ее. Взяв другой лист, она сказала:
- Этим утром ты сказала, что смогла увидеть, на что смотрели лорд Имагава и его подопечный.
Я кивнула.
Она скептически смотрела на меня.
- Чтобы так далеко видеть, ты должна быть соколом, а не белкой.
- Но… я это видела, моя леди.
- Хмм. Ты так говоришь. А можешь воспроизвести то, что увидела?
Теперь была моя очередь хмуриться. В голове была четкая картинка: большие зеленые блоки, маленькие красные и синие вокруг них. Линии как стрелы торчали из них. Я снова кивнула.
Она придвинула ко мне коробочку с цветными чернилами и отдала кисть.
- В этот раз не высовывай язык.
Я прикусила его.
- Да, Чийомэ-сама, - и я постаралась изобразить рисунок как можно точнее.
Когда я подняла голову, глаза леди Чийомэ были огромными.
- Уверена, что видела это?
- Да, моя леди.
Она хмыкнула и повернулась к Кунико.
- Нужно как можно скорее убираться отсюда завтра, Кунико, - она махнула мне. – Иди спать, девочка. Утром мы будем в пути, - она улыбнулась мне уже мягче. – Приятных снов, Рисуко.
Но мне в ту ночь ничего не снилось.
6
Чай и сладости
Утром нас всех разбудил грохот. Казалось, это гром звучит вдали. Но Миэко и Кунико были уже на ногах до того, как я села и протерла глаза.
- Что это? – спросила я у Эми, что протирала глаза рядом со мной. – Сейчас ведь холодно для грома и молний? И на землетрясение не похоже…
Эми покачала головой и нахмурилась. Мы прислушивались, пока одевались. Моя одежда все еще немного сырой и слабо пахла горелым рисом и затхлостью.
Тишину сотряс еще один грохот. Я спала недалеко от кухни, я видела тусклый свет за дверью.
Мы начали сворачивать матрасы. Я хотела снова спросить, что это за шум, но тут раздался новый звук, объяснивший все. Резкий и высокий. Выстрел. И он раздался неподалеку.