…Когда железный грохот поезда замер вдали, на полустанке воцарилась глубокая тишина. Мирные звуки летнего полдня — гудение проводов, писк стрижей, чертивших каленый воздух, шелест деревьев — лишь еще более углубляли и подчеркивали ее.
Дождь, начавшийся вчера, прошел. Старая береза, волнуясь на ветру, еще роняла прозрачные капли, но уже вся была пронизана необыкновенно ясными лучами послегрозового солнца. Четкие тени лежали на земле, воздух был свеж, дышалось легко, глубоко, и в мире точно совершался большой всеобщий праздник.
"А здесь хорошо", — подумала Лидочка. Она стояла на перроне, ожидая, что к ней подойдут, но, вопреки обещаниям заведующего, ее никто не встречал. Она взглянула на свою затекшую ладонь с багровым рубцом от чемоданной ручки и снова почувствовала себя одинокой и очень несчастной.
Человек в фуражке с красным верхом прошел мимо, приглядываясь к ней. Лидочка успела заметить, что его молодое лицо с тонкими поджатыми губами имело такое выражение, словно он готовился сообщить что-то очень смешное и только выжидал подходящий момент. Он прошелся по перрону, вернулся и спросил бодрым, почти мальчишеским голосом:
— Не вы будете агроном Остапова?
— Я.
— Очень рад! — словно рапортуя, отчеканил он. — Начальник станции Вязовка, Петр Анисимович Цветков. Звонили из колхоза "Авангард" и просили подождать, если произойдет задержка машины по случаю плохого состояния дорог после грозы. Прошу пройти в помещение вокзала.
Было видно, что он изо всех сил старался выглядеть серьезным и солидным, но улыбка так и растягивала его широкое полнокровное лицо. Глядя на него, и Лидочка улыбнулась легко и отрадно.
— Спасибо, — сказала она. — Там, наверное, душно. Я здесь подожду.
— Точно, душно, — согласился Петр Анисимович и, отступив на два шага, стал строго оглядывать свои владения, видимо осуществляя таким образом надзор за порядком.
Лидочка присела в тени березы на чемодан. Вскоре на проселке показалась серая лошадь, тянувшая скрипевшую и визжавшую на все лады телегу. Лошадью правил старик, одетый в мятый пиджачок поверх выгоревшей до неопределенного цвета рубахи и в допотопный картуз с лакированным козырьком. Подвода въехала прямо на перрон, и, прежде чем остановилась, с нее соскочила босая девушка в косынке, завязанной на подбородке.
— Здорово, Петька! Где агрономша? Почта была сегодня? — забросала она вопросами Петра Анисимовича.
Считая, очевидно, такое фамильярное обращение подрывом своего авторитета, начальник станции нахмурился и молча кивнул в сторону Лидочки.
— Здравствуйте, — сказала девушка, крепко, по-мужски встряхивая ее руку. — Петька, чего стоишь? Помоги агрономше чемодан на телегу положить.
И пока вконец смущенный Петр Анисимович укладывал чемодан, она успела сообщить Лидочке, что зовут ее Анкой, что машина по нынешним дорогам не пробилась, что председатель колхоза сам хотел ехать встречать новую агрономшу, но стали звонить из райкома, и он задержался. И, глядя на смуглое энергичное лицо Анки, на ее решительные жесты, ощущая какую-то притягательную силу, исходящую от нее, Лидочка подумала: "Вот такая не заплачет, хоть на Камчатку ее посылай! Поедет, если нужно, и все". И ей стало как-то покойней от присутствия этой надежно-сильной девушки.
— Опоздал, что ли, поезд-то? — спросил Лидочку старик, когда она садилась в телегу.
Лидочка сказала, что не знает.
— Наверно, опоздал, — уверенно сказал старик, погоняя лошадь, — у них без этого не бывает.
Они долго ехали по глинистым размытым проселкам, то въезжая в лес, то вновь выезжая на поля и пойменные луга. Вскоре впереди показалось село. Старик оживился и сказал, что здесь они остановятся покормить лошадь.
— Вот тут и встать можно, — сказал он возле двух этажного здания, отмеченного всеми внешними признаками пивной.
Здесь вокруг своих машин бродило много скучающих шоферов, застигнутых в дороге внезапной распутицей. Они тотчас же сгрудились возле телеги, и, глядя на этих крепких смеющихся парней, отпускающих "скользкие" шуточки, Лидочка струсила и приуныла.
— Между прочим, можно бы чаю попить, — сказал старик, — да у них нет его никогда.
— А вы водочки выпейте, — посоветовал один из шоферов. — Или тяжеловато будет для женского организма?
— Дайте-ка дорогу, — сказала Анка, бесцеремонно расталкивая парней. — Идемте, Лидия Павловна. Вы не обращайте на них внимания.
Чай все-таки нашелся — хороший, крепкий и горячий чай. Лидочка вдруг почувствовала, что проголодалась, и с удовольствием грызла окаменелые пряники, от которых пахло крупой.
Выехали уже за полдень. Старик подозрительно раскраснелся, лошадь уже не погонял и, повернувшись к ней спиной, говорил Лидочке:
— А нынешней зимой в соседнем колхозе девяносто гектаров озимых вымерзло. Кто виноват? Опять же агроном! Кому нагоняй? Опять агроному! Нет, должность вашу я очень отлично понимаю. Одни сплошные неприятности.
— И все ты врешь, Огурцов, — вмешалась Анка. — Вымерзло у них всего-то навсего две плешинки, а ты уж — девяносто гектаров! И нагоняя агроному никакого не было. Ворчишь только да Лидию Павловну пугаешь. Молчал бы уж! И вы не слушайте его, давайте со мной про новые фильмы разговаривать.
Переехали через мост над мелкой речкой, до дна пронизанной солнечным светом.
— Искупаемся, — предложила Анка, — Сворачивай, Огурцов, да отъезжай подальше и жди нас.
Разморенные жарой, девушки долго лежали на горячем песке; в тягучем полусне растворялись мысли, оставалось лишь приятное ощущение здорового чистого тела. С берега было видно далеко кругом. Сквозь солнечную пыль, вьющуюся над полями, виднелись избы деревень.
— Видите, во-о-он наша Сосновка, — сказала Анка, лениво протягивая руку.
— Будем говорить на "ты", — попросила Лидочка.
— Будем, — согласилась Анка.
"Нет, нет, все-так и здесь очень хорошо", — еще раз подумала Лидочка, подошла к воде, окунулась до подбородка, чтобы не замочить волосы, и поплыла, фыркая и громко смеясь…
— Тебе комната у тети Любы приготовлена, — сказала Анка на въезде в Сосновку. — Я тебя прямо к ней доставлю, отдыхай.
На крыльце новой избы-пятистенки Лидочку встретила немолодая дюжая женщина с широким добродушным лицом.
— Молодая-то какая! — певуче говорила она, ведя Лидочку в избу. — Устала небось? Холодного молока хочешь? Или кваску?
— Да, очень пить хочу, — сказала Лидочка просто, как сказала бы матери, и ей показалось, что она уже давным-давно знает и тетю Любу, и ее чистую горницу, увешанную фотографиями, и даже некрасивого кота с длинной мордой, восседавшего на лежанке.
Тетя Люба ушла в погреб, а Лидочка стала рассматривать фотографии. Между окнами, как видно, на почетном месте висела цветная фотография парня с васильковыми глазами и крупными пшеничными кудрями, упавшими на лоб. Этот же парень был снят в гимнастерке с петлицами рядового бойца, в кителе с погонами лейтенанта, в полушубке с полевыми капитанскими погонами.
— Можно войти?
Лидочка вздрогнула и обернулась. На пороге стоял невысокий паренек в белой рубашке и смотрел ка Лидочку внимательными умными глазами.
— Можно, — тихо сказала она, почему-то смущаясь от этого взгляда.
Он шагнул через порог, подал ей руку.
— Секретарь комсомольской организации Нестеров. Пришел познакомиться.
Оба неловко помолчали, выбирая, какой тон взять в разговоре — дружеский или официальный. Наконец Нестеров, очевидно, решив, что для первого знакомства больше подходит официальный, спросил:
— Вы комсомолка? Да? Вот и хорошо! Будете, значит, нам помогать. Я давно хотел организовать для нашей молодежи цикл лекций по агротехнике. Вот вы и…