***
Хадижу из тяжелого, вязкого сна, в который она провалилась, вдоволь наплакавшись, вырвал стук в дверь, настойчивый и достаточно громкий. Несколько секунд девушка непонимающе оглядываясь, пытаясь вспомнить, где она и как сюда попала. Воспоминание пришли незамедлительно и тут же дали под дых тупой болью в районе сердца. Зейн целовался с другой - эта картинка снова вспыхнула в мозгу, вынуждая её простонать, сжав зубы. Стук не прекращался, так что буквально заставил девушку медленной, обессиленной походкой подойти к парадной двери. Взглянув в глазок, Хадижа почувствовала, как ноги подогнулись, и схватилась за ручку двери так, что та заскрипела. На лестничной площадке стоял Зейн. - Хадижа? - мужчина услышал ее шаги и движение ручки. - Хадижа, нам надо поговорить. Она хотела сказать, чтобы он уходил, убирался, но в горле снова встал противный, удушающий ком, а на глаза навернулись слезы. - Хадижа, я уже говорил, что это она поцеловала меня, - продолжил Зейн, не дождавшись ее ответа, - я знаю, что обещал не танцевать ни с кем кроме тебя, и не собирался. Она просто... Мужчина стукнул по косяку двери так, что тот дрогнул. Также ему хотелось ударить и Гарру, которая с совершенно наглой ухмылкой смотрела на него, когда тот вернулся проводив машину с Хадижей. В тот момент Зейну впервые в жизни хотелось ударить женщину, уберег его Аллах. Он просто выгнал танцовщицу и мерил шагами кабинет до приезда водителя, который рассказал, что Хадижа уснула прямо в машине, и он, постаравшись не разбудить девушку, отнес её в квартиру. В то же время уборщица принесла рюкзак Хадижи, что та, убегая, оставила в главном зале. Это был идеальный предлог заехать к жене и хотя бы попытаться поговорить. Выждав кое-как до вечера, не в силах даже попытаться заняться делами клуба, Зейн подхватив рюкзак, что притягивал к себе все его внимание, словно бомба с часовым механизмом, и поспешил в квартиру Хадижи. Подойдя к квартире жены, он постучал. За дверью была тишина, и эта тишина пугала. Мужчина сказал себе, что с Хадижей все хорошо и она просто спит, но с каждой секундой воображение рисовало все более ужасающие картины бледной, не дышащей девушки с горстью таблеток в ладони или в обагренной кровью душевой. - Чёрт! - выругался он, еще раз прислушиваясь к тишине за дверью, и стал тарабанить в дверь со всей силы, не задумываясь о покое соседей. Лишь бы открыла она. И вот теперь, услышав тихие шаги и заметив движение ручки, Зейн выдохнул с облегчением, хотя на все его слова Хадижа не отвечала и открывать вовсе не собиралась. - Знаешь, раньше я не любил, - прислоняясь спиной к двери, произнёс Зейн. - Женщины были, да, но никто из них не трогал мое сердце. Твоей матери удалось. Могу сказать, что в Жади была какая-то магия, сила обаяния, для некоторых мужчин ставшая роковой. Он замолчал, прислушиваясь к звукам за дверью - хоть к чему-то, что могло доказать, что Хадижа все еще стоит там, за этой хрупкой, но с тем же самым непреодолимой преградой. Она стояла, прижавшись тесно-тесно к двери, на почти не держащих ее ногах. Хадижа хотела уйти, не вслушиваться в его голос, в его слова, но всё равно не могла себя заставить сдвинуться с места. - Когда я встретил тебя, то не влюбился, нет, - еще одним острым шипом прозвучало это признание, - но почувствовал себя обязанным позаботится о тебе в память о матери. Решение о свадьбе было неожиданным для меня самого, но уже позже, пообщавшись с тобой, я узнал тебя лучше. Ты затронула не только мое сердце, ты проникла в мою душу, Хадижа, - на выдохе произнес Зейн. - Как ты смотришь на мир, как воспринимаешь его, - мужчина улыбнулся, вспомнив, как лежал на траве вместе с ней, всматриваясь в ночные созвездия. - Как искренне умеешь любить, и это касается не только наших отношений, но и всех остальных: твоих друзей, родных, близких. Зейн глубоко вздохнул, собираясь признаться в том, что открылось ему только сегодня, только в эти долгие часы, в которые он мог потерять Хадижу бесповоротно: - Я никому не говорил о своем прошлом, но ты вылечила мою душу и от этого кошмара. Ты сделала меня счастливым... научила по-настоящему любить, привнесла в мою жизнь все краски мира, как истинный художник создав её заново. Я люблю тебя, Хадижа. Никому и никогда этого не изменить. Хадижа вздрогнула услышав признание, которое ждала подсознательно, как любая другая влюбленная девушка. Ей хотелось сказать Зейну, что она тоже любит его, что хочет быть с ним больше всего на свете, обнять и не отпускать больше. Распахнуть дверь и утонуть в темно-карих глазах с пылкими, сводящими с ума искорками. Рука потянулась к дверному замку, но в последнюю минуту дрогнула, отпрянув. Ревность и обида снова подняли голову - слишком свежи были воспоминания, слишком сильна была боль, что давила на её солнечное сплетение. Хадижа понимала, что стоит ей открыть дверь, а Зейну, переступив порог, заключить ее в свои объятья, как боль затихнет, испарится, но ревность настырно шептала, что вслед за одной Гаррой будет вторая, третья, четвертая, и Хадижа как послушная мусульманская жена будет прощать, а может и вовсе, примет однажды вторую жену в их доме - стоит просто вот так открыть замок, и пропало всё. Её разрывали два абсолютно противоположных желания; любовь и ревность раздирали напополам, и хотелось просто заткнуть уши, чтобы только не слышать их голоса внутри черепной коробки. - Уходи, - голос Хадижи был хриплым от непролитых слез, и она даже была не уверена, что Зейн ее услышит. Но он слышал. - Я принес твой рюкзак, - спокойно ответил он. - Хадижа, когда захочешь поговорить, просто набери мой номер. Мужские шаги удалялись от двери, и ноги отказались ей служить. Хадижа съехала на пол, прямо перед дверью и, судорожно сжимая руки в кулаки, позволила кому в горле, наконец, вырываться наружу горькими, безутешными рыданиями.