Эрнест. Что-то ты очень веселая этим утром.
Джильда. Я всегда веселая по воскресеньям. В лондонских воскресеньях есть что-то пьянящее.
Эрнест. Пьесу приняли превосходно. Я читал рецензии.
Джильда. Да, пьеса отличная. Она будет идти годы, годы, годы и годы.
Эрнест. Полагаю, Лео доволен.
Джильда. Рад до беспамятства. Думаю, поэтому у него и расстроился желудок. Он всегда был таким впечатлительным, ты знаешь. Даже в Париже, в стародавние времена, катался в агонии от каждого доброго слова. Или ты не помнишь?
Эрнест. Нет, честно говоря, нет.
Джильда. Все потому, что ты всегда был немного «ку-ку», дорогой. Продавал слишком много картин, зарабатывал слишком много денег, слишком много путешествовал. Этот кругосветный круиз стал фатальной ошибкой. Я и раньше так думала, но ничего не говорила, не хотела тебя расстраивать. Длительное пребывание в компании всех этих старушек не могло пойти тебе на пользу. Чуть ли не каждый день я ждала телеграмму из какого-нибудь Тьмутараканска с сообщением, что ты умер от той или иной болезни.
Эрнест. Пожалуйста, прекрати, у меня голова идет кругом.
Джильда. Так, может, выпьешь хереса?
Эрнест. Нет, благодарю.
Джильда. Херес очень хороший. Сухой, как выбеленная солнцем кость.
Эрнест. У тебе сегодня какое-то странное настроение, Джильда.
Джильда. Никогда в жизни мне не было так хорошо. Вверх и вниз. Вся моя жизнь — нескончаемая череда подъемов и спусков. И сейчас я на самом верху… так, по крайней мере, мне кажется.
Эрнест. Ты уверена, что это не нервный срыв?
Джильда. Не думала об этом, но идея неплоха. У меня нервный срыв!
Эрнест. Интересно, изменишься ли ты когда-нибудь? Превратишься в более уравновешенную, здравомыслящую женщину?
Джильда. С какой стати?
Эрнест. Что не так теперь?
Джильда. Не так? А что может быть не так? Все хорошо. Лучше, чем всегда. Бог на небесах, в мире все в порядке… я всегда думала, что это на удивление глупое утверждение, не правда ли?
Эрнест. Непомерный оптимизм, разумеется, отдает глупостью, но доставляет тихую радость трем четвертям человечества.
Джильда. Я разочаровалась в человечестве, Эрнест, сильно разочаровалась. Человечество мне отвратительно. Я думала, оно прогрессирует, но, увы, ошиблась. Люди считают, что поднялись над первобытной грязью, но куда там. Человечество по-прежнему в ней барахтается. Грязь все еще облепляет нас, наши волосы, глаза, души. Мы изобрели какие-то маленькие штучки, которые издают звуки, но мы не изобрели чего-то больше, создающее спокойствие, безграничное спокойствие, которое смогло накрыть бы нас, как гигантское облако гагачьего пуха, заглушить наши эмоциональные вопли, утихомирить наши мятущиеся души…
Эрнест (со вздохом). Пожалуй, я все-таки выпью хереса.
Джильда (идет к бару). Все нормально, Эрнест, не бойся! Ты для меня предохранительный клапан. Думаю, в последние несколько лет я кричала на тебя больше, чем на кого-то еще (протягивает ему бутылку). Держи.
Эрнест (смотрит на бутылку). Это же бренди.
Джильда. Точно. Что это со мной? (Находит бутылку хереса и два стакана). Вот, что нам нужно.
Эрнест (ставит бутылку бренди на письменный стол). Не уверен, что мне это нравиться быть предохранительным клапаном!
Джильда. Это наказание, наложенное на тебя за то, что ты такой милый, такой доброжелательный и такой старый.
Эрнест (негодующе). Совсем я и не старый.
Джильда. Я только про мудрость и опыт, дорогой (наливает херес в два стакана). За тебя, Эрнест, и за меня тоже.
Оба пьют.
Эрнест. Так я тебя слушаю.
Джильда. Ты о чем?
Эрнест. Выкладывай.
Джильда. Мой тебе совет, дорогой, беги отсюда. Лети, как ветер. Не теряя ни секунды.
Эрнест. Почему?
Джильда. Я — одинокая женщина. Ни к кому не привязана. Я свободна!
Эрнест. Правда? Неужели это правда?
Джильда. Я излечилась. Я больше не пленница. Я позволила себе освободиться. И безмерно этому рада.
Эрнест. И куда ты собралась?
Джильда. Не имею ни малейшего понятия. Мир велик, велик и кругл. Я смогу бегать по нему, как белка в колесе.