Джильда. У тебя истерика! Прекрати, прекрати…
Лео (плюхается на стул у стола, закрывает лицо руками, хохочет). Это была… это была очень узкая ванна… слишком… слишком… слишком узка…
Джильда (хохочет по другую сторону стола). Ради Бога, прекрати! Прекрати…
Так они и сидят, покатываясь от смеха, когда входит Отто.
Отто. Лео.
Они смотрят на него, и смех замирает. Лео поднимается и медленно идет к Отто. Берет за руки, смотрит в глаза.
Лео. Привет, Отто.
Отто. Почему твой смех так резко оборвался?
Лео. Это так забавно, увидеть тебя.
Отто. Что тут забавного?
Джильда. А где Эрнест?
Отто. Не поехал со мной. Как только мы выяснили, что Лео в отеле нет, внезапно прыгнул в такси и умчался. Вроде бы, очень взволнованный.
Лео. Эрнст всегда волнуется. Думаю, это у него в характере.
Отто. У Эрнеста нет характера.
Джильда. Есть. Только маленький, нежный и правильный.
Отто. Ты изменился, Лео. Лицо у тебя совсем другое.
Лео. В каком смысле, другое?
Отто. Не знаю, какое-то странное.
Лео. На «Мавритании» меня донимала морская болезнь. Может, от этого лицо и изменилось.
Джильда. «Мавританию» называют «Грейхаундом океана». Интересно, почему?
Лео. Потому она слишком длинная и узкая, вот ее и болтает из стороны в сторону, как автобус.
Джильда. Лично я предпочитаю «Олимп». Уютное, добродушное судно. Опять же, у них есть турецкая баня.
Лео. Я очень люблю турецкую баню.
Отто. Вы оба сошли с ума?
Лео. Да. Немного.
Отто. И что это значит?
Джильда. Много чего, Отто. Все ужасно.
Отто. Вы меня заинтриговали. Может, перестанете говорить намеками и объясните, что произошло?
Лео. Дело серьезное, Отто. Постарайся проявить благоразумие.
Отто (с легким раздражением). Как я могу проявить благоразумие, если понятия не имею, о чем речь?
Лео (отворачиваясь). Господи! Это невыносимо!
Отто (стараясь не верить тому, что уже пришло в голову). Это не то, о чем я подумал, так? Хочу сказать, вдруг мелькнуло в голове. Это не то, так?
Джильда. То самое.
Лео. То.
Отто (очень спокойно). Понимаю.
Джильда (в голосе тоска). Ну почему у тебя такое лицо?
Отто. Неужто выражение моего лица что-то меняет?
Лео. Мы… мы виноваты в равной степени.
Отто. Когда ты приехал? Когда… когда… вы не считаете, что могли бы рассказать мне чуть больше?
Лео (скороговоркой). Я приехал вчера, во второй половине дня, оставил чемоданы в отеле и, естественно, поспешил сюда. Мы с Джильдой пообедали, а потом я провел здесь ночь.
Отто. Э… э… ты провел здесь ночь?
Лео (после долгой паузы). Да, провел.
Отто. За это утро я прихожу в студию второй раз, и тоже неудачно. Пожалуй, больше мне здесь делать нечего.
Джильда. Отто… дорогой… пожалуйста, послушай меня!
Отто. А чего слушать? Разве тебе есть, что сказать?
Джильда. Нечего. Ты абсолютно прав. Сказать мне нечего.
Отто. Вы это планировали? Я хочу сказать, заранее?
Лео. Разумеется, нет.
Отто. Но такие мысли у вас были?
Лео. Да. Были. С давних пор. Ты это знаешь.
Отто. Вы не смогли сдержаться? Не только ради меня, ради всего того, что нас связывает?
Лео. Полагаю, могли бы. Но не сдержались.
Отто (все еще спокойно, но в голосе уже слышится дрожь). Вместо того, чтобы воспользоваться моим отсутствием, неужели вы не могли подождать, пока я вернусь, и рассказать мне о своих чувствах?
Лео. И все изменилось бы к лучшему?
Отто. Так было бы, во всяком случае, честнее.
Лео (внезапно взрывается). Чушь собачья! Мы и сейчас честны, и ты это знаешь. Все произошло волей случая, но по-другому просто быть не могло. Мы были обречены на такое, с самого начала. Ты же не думаешь, что мы получаем удовольствие, рассказывая тебе все это? Не полагаешь, что я с радостью наблюдаю за тем, как исчезаю из твоих глаз? Если бы не наша искренняя любовь к тебе, мы бы солгали и обманывали тебя, сколько бы нам хотелось, а не доставляли бы себе столько страданий.