Сперва она, конечно, проревела полночи, потом тупо смотрела телевизор, переключая каналы. Потом спала. Потом после первого утреннего извинительного звонка от Грега, вырвавшего её из спасительного сна, отключила телефон.
На работу Терри не пошла, решила, что зализывание душевных ран весьма солидный повод пропустить её.
Потом… Опять спала — до обеда.
С дивана, где она свила удобное гнездо, её выгнал голод. После стакана сока, вызвавшего лишь боль где-то под ложечкой, она пошла обратно на диван, но… Взгляд упал на рисунок Грега на столе. Она оглядела свою квартиру свежим взглядом и ужаснулась — Грег был везде. От пары Гралекс до глупой пары Грерри. Он смотрел из скетчбука, он подглядывал со стола, он недовольно щурился со смятых салфеток на кухне. Он…
Терри стиснула зубы и пошла собирать и выкидывать его из своей жизни. В мусорную корзину летели все её зарисовки без разбора. Абсолютно все, даже которые ей нравились и… Она замерла над рисунком, принесенном вчера с работы. На неё смотрел Грег в полицейской форме.
— Вот черт… — Она судорожно запихнула рисунок поглубже в корзину, но теперь на неё смотрел Грег с бельем в руках. Она глупо рассматривала рисунок, вспоминая вчерашнее: “О. Если что — машина не моя, я у Алекса её взял, моя старушка в ремонте.”
Кинулась дальше рыться в корзине и… Рисунок с кафе. Ведь он именно в этом кафе её и ждал!
— А…
Что она еще рисовала?! Нет, она отдавала себе отчет, что это все глупость, выверты сознания, но все же… Все же… Все же… Ведь с Пег Райли тоже… Всего лишь совпадение…
Сердце испуганно билось где-то даже не горле — в голове.
— Этого не может быть. Просто потому, что не может. Я не хочу об этом думать… Этого просто не может быть… — Она отрешенно села на диван, прибегая ко второму любимому трюку бегства от реальности (рисовать сейчас ей было категорически нельзя) — включила телевизор. Новостной блок как раз заканчивался словами ведущей, зачитывающей текст:
— Приносим свои соболезнования родным и близким погибшего…
С экрана на неё смотрел тот самый рыжий мужчина заметно в возрасте в траурной рамке.
— Вот… Черт… — Терри спешно защелкала пультом, но новости закончились везде. Пришлось ждать почти полчаса, прежде чем возобновится новостной блок, заканчивающийся словами о трагической смерти начальника Спец. отдела суперинтенданта Мортимера Райли. И с экрана совершенно точно смотрел он. Тот самый мужчина, чей портрет спешно рисовал отец. Дальше шло что-то про коллег и прочее, на заднем плане мелькали Грег и Алекс, еще куча полицейских в форме и нет…
— Этого не может быть…
Она вцепилась в телефон и… Замерла.
…Что я ему скажу? Грег, я видела твоего начальника на портрете из квадриптиха?… Его как раз рисовал мой отец. Ага, а до этого дед. Ой, а ты знаешь, последние десять лет дед не рисовал портреты. Я точно не знаю, почему, но… Что-то там было связано со внезапно умершими людьми. И Пегги он не рисовал. Я помню, там были три стандартных ракурса — с боков и со спины. А вот портрет… Я не знаю, откуда он взялся и куда пропал вид со спины. Наверное, мой отец нарисовал портрет Пегги…
Она закрыла глаза:
— Боже… Я не могу ему звонить. — Она перевела взгляд на мертвый, черный экран телефона. — Надо… Надо позвонить Ба. Точно. Ба. Она должна быть в курсе.
Терри включила телефон, тут же завибрировавший и выдавший солидный список входящих. Пять звонков от Грега, причем один утром, а потом подряд четыре с интервалом в минуту. И смс-ка от него же: “Включи телевизор!”. Она истерично хихикнула:
— Уже…
Потом сплошняком шли пропущенные вызовы от Ба и голосовое сообщение от матери. Терри сперва прослушала его, где суровым, практически ледяным тоном мама говорила:
— Юная леди. Что. Вы. Себе. Позволяете! Немедленно приезжай домой — отец утром разбился в автокатастрофе. Тереза Уильямс, ты должна быть дома! Ты последняя кто… — Её голос все же сорвался. Запись закончилась.
Терри тут же набрала номер Ба, но ответом были длинные гудки — Ба не брала трубку. Она тут же попыталась дозвониться до матери, но и та трубку не брала. Тереза спешно принялась одеваться, путаясь в штанинах джинсов и рукавах рубашки. Потом опомнилась…
…отец погиб…
…и стала стягивать с себя дурацкую красную рубашку и белую майку. Пошла в гардеробную искать что-то черное. Она же Уильямс, она всегда соблюдает этикет, не то что некоторые наглые констебли…
Из квартиры она вышла через полчаса, плохо расчесанная, в черных очках, чтобы не было видно заплаканных глаз, и в глухом черном платье.
На лестничной площадке у студии её уже ждали — трое незапоминающихся парней, неизвестно как проникших в дом — ни Ба, ни отец не экономили на охране. Впрочем, в руке одного из них крутилась связка ключей — она когда-то принадлежала отцу Терри.
— А вот и птичка. Ну и соня же ты! Уже думали идти тебя будить! — На неё с омерзительно наглой улыбкой шел парень комплекции Алекса.
— Что вы тут делаете! — попыталась возмутиться Терри, быстро разворачиваясь, чтобы бежать обратно в квартиру — там была сейфовая дверь, такую сходу не вскроешь. Но она уперлась в грудь четвертого мужчины, спустившегося вслед за ней:
— Попалась? — проворковал тот, выкручивая ей руки. — Папаше своему покойному “спасибо” скажи — он-то сбежал, а вот тебе сбежать не позволим.
— Я не… — Терри пискнула, голос внезапно сел и стал плаксивым. — Я не художник, я не рисую… Я…
Сзади уже раздавалось:
— Босс, она у нас, тащим к мольберту. Упирается, конечно, может, вы ей про её бабку сами скажете?
Терри попыталась развернуться к говорившему по телефону:
— Ба?! Не трогайте её, она же…
Над ухом опять проворковали:
— Не тронем. Пока ты рисуешь — она живет. Все ясно? А теперь аккуратно ножками пошла в студию.
Терри плакала и умоляла. Она доказывала, что уже десять лет не прикасалась к краскам, что не рисует портреты, и что денег в их семье много, она может заплатить за себя и за Ба…
Но через полчаса все же встала у двух мольбертов с уже приготовленными холстами и взяла в руки кисть, впервые за много лет. С фотографии, на которую ей нужно было ориентироваться, чтобы нарисовать два портрета к триптихам “Последний полет” и “Последний вдох” на неё смотрели еще улыбающиеся и дурачащиеся Грег и Алекс.
Кисть медленно двигалась в её руках, прорисовывая схематично фон — сперва она рисовала для Грега, а потом переходила к картине Алекса — так требовали те, кто держал её в плену.
Яркое, белое небо, кирпичная стена вместо пола — ведь Грег уже сделал свой последний шаг, он уже летит, хотя на картине кажется, что человек мирно идет по стене из кирпичей.
Пляж — обычный, с будкой спасателя, только она пустая, никто не придет на помощь застывшему со сжатыми кулаками блондину с накачанной фигурой пловца, стоявшему напротив гигантской волны.
Терри затравленно отрывалась от картин только чтобы попить или перекусить — кто-то притащил в студию пиццу, хотя кусок в горло не лез. Но если она не поест, то сил не будет. Не будет сил попытаться сделать хоть что-то. Терри не допустит смерти парней. Пусть сейчас она рисует смерть, смерти не будет. Грег не разобьется, а Алекс не утонет.
Глубоко за полночь она почти рухнула на пол возле незаконченных картин и разревелась. Один из охранников подошел к ней и, присев на корточки, ткнул рукой в плечо:
— Эй, ты чего?
Она стонала в колени, плечи её судорожно подергивались:
— Я не могу. Я не спала всю ночь. Я еле стою на ногах. Я не железная!!! — Она резко подняла голову: — Я хочу спать. Иначе я запорчу картины. Вам это нужно? Меня бросил парень, мой отец погиб, Ба в заложниках… У меня руки трясутся! Я десять лет не рисовала картины… Я…
Слезы текли градом.
Бандиты переглянулись, и один из них пошел звонить боссу.
— Тут такое дело… Девка в истерике. Ей бы отдохнуть…
Она заперлась в спальне — дверь была деревянная, так что выбить её не представляло никакого труда. Все гаджеты: планшет, ноут, телефон — у неё забрали, всю квартиру и спальню обыскали на два раза — на всякий случай. Но ей и не нужен был телефон.