— А ты заметила? В другой раз Богуславская Сидоровой такое ни за что бы не спустила, а тут проглотила. Поджала хвост. Молодец Ленка!
Глаза у Зойки так радостно заголубели, что невольно почувствовала к ней что-то вроде нежности.
— А ты-то сама! Небось, навернула бы ее учебником?
— Ага, навернула бы! — припоминая, улыбнулась Зойка. — Очень я обозлилась!.. Знаешь, а может, Элька потому струсила, что Альмы рядом не оказалось?
Обдумать и обсудить это уже не успели: пора было на занятия в мастерскую.
Роза Арсалановна обычно подходила к новеньким чаще, чем к другим. И неизменно ее голос звучал доброжелательно, мягко. На этот раз в нем послышалось возмущение:
— Как же так можно? Как ты сложила материал? Ты совсем не смотришь! Теперь придется пороть… И потом, я тебе уже говорила, если подложишь под иголку с этой стороны, крой вытянется. Один бок юбки станет на сантиметр длиннее.
Мастер показала, как нужно делать, и отошла, явно недовольная. Огорчать Розу Арсалановну не хотелось и все же ничего не могла поделать с собой. Работа в этот день не клеилась. К концу занятий не сделала и половины того, что было положено. Хотела было попросить у Розы Арсалановны разрешения задержаться в мастерской, доделать, но как представила себе, что придется просидеть за машиной весь вечер, мучаясь с неподатливыми кусками накроенной ткани, даже во рту пересохло. Да и вряд ли Роза Арсалановна разрешит ей остаться в мастерской одной.
Всегда старалась переждать, пока все разойдутся, а тут торопливо ускользнула раньше всех.
Пока они работали в пошивочной, погода совсем испортилась, вечер наступил раньше обычного, неуютный, неприветливый. Сосны расшумелись уже вовсю. Ветер обжигал совсем по- зимнему. Голая темная земля стыла под ним без снега. Ритка тоже продрогла сразу, ветер пробирался сквозь пальто. Можно было пойти в библиотеку, но там сидела теперь библиотекарша. Так и не прониклась к ней дружелюбием. Не зная, куда себя девать, поднялась в группу, постояла, глядя на пустые еще, тщательно заправленные койки, потом спустилась к себе в изолятор, собрала белье и отправилась в душевую. Надо было занять чем-то руки.
В этот час в душевой обычно никого не бывает. А теперь кто-то плескался. Увидела рослую широковатую спину в майке и застыла в дверях. Альма! У Дворниковой на руке вскочил чирей, и ее освободили от занятий. Греет ноги в тазу.
Она обернулась, хмурое лицо насупилось еще больше, но бросила она через плечо вполне миролюбиво:
— Стирай. Никого нет.
Пристроилась с тазом от нее в стороне.
Дворникова посидела еще немного и принялась вытирать напаренные, малиновые от горячей воды ноги. Выгоревшие трикотажные брюки были закатаны у нее до колен. Натягивая на вытертую ногу чулок, Дворникова проговорила вдруг:
— Если Элеонора еще полезет, скажешь мне.
Промолчать было неловко, отозвалась не очень вразумительно:
— Ну ее!.. Я же ее не трогаю.
— И не обязательно, — сказала Дворникова. — Не обязательно трогать. Такой уж это человек! Любит, чтобы перед ней мелким бесом рассыпались, а за что, спрашивается?
И тут у нее, Ритки, невольно сорвалось:
— Ты… а ты вот как-то сдружилась же с ней?
Дворникова натянула второй чулок, сунула ноги в тапочки и только тогда отозвалась:
— Какая уж там дружба! Так, от нечего делать. Куда податься-то?.. И потом, нежадная она, Элька. Веселая. С ней не заскучаешь.
Посидела, разглядывая забинтованную кисть правой руки: не замочила ли бинт? и добавила:
— Ничего! Теперь уже недолго осталось. Только бы на завод взяли. В разные укырки не хочу. В большом коллективе работать интереснее.
Помолчали. Задумчивость смягчила крупные черты лица Альмы, а тут она еще и улыбнулась своим мыслям, отчего лицо даже похорошело.
— Может, парень какой подвернется? Пусть и без образования, работяга простой. И некрасивый пусть. Добрый чтобы только был. Заведем кучу ребятишек. Ага, кучу! Чтобы у каждого были братишки и сестренки. Чтобы не мучились, как я.
Дворникова так же внезапно замолчала, как и начала. Собрала свои вещи — мыльницу, полотенце, кивнула через плечо и исчезла за дверью.
Задумалась над ее словами, позабыв о своей стирке. Не такая уж у Альмы, выходит, заскорузлая душа, если она мечтает о ребятишках. И не была бы одна, если бы не сторонилась девчонок. Даже с Лукашевич перестала водиться. Другим матери и пишут, и посылки шлют, и приезжают на свидания, а у нее…
Думала о Дворниковой и ее словах весь вечер.
В эти дни им показали кинокартину «Анжелика — маркиза ангелов». А уже на следующее утро Богуславская обозвала ее маркизой, добавив с ехидцей: