— А зачем? Обязательно это… бутылки?
Андрей стоял лицом к костру. Он только что приволок тяжеленную чурку, чтобы было на чем сидеть, распахнул куртку, сдвинул на затылок синюю вязаную каскетку.
— Какое же веселье без бутылки? А ты что против? — неожиданно на «ты» спросил он, присел рядом, похлопал по плечу, как ребенка. — Холодно же, понимаешь? А выпьешь и согреешься.
Кажется, он сказал это, чтобы успокоить ее. А Ритка повторила про себя: «Какое же веселье без бутылки?» Будто бы мало того, что вокруг эти елочки, ели, сопки! Хоть и голо уже, прохладно, а все равно хорошо. Не каждый же день такое.
Когда сели есть, опять подумала: лучше бы захватили с собой термос с чаем, чем эти бутылки! Или котелок. Можно было бы вскипятить чаю на костре. После холодных рыбных консервов и колбасы хотелось пить. Хорошо, что она еще сначала поела, запила еду своей рюмкой портвейна. От второй отказалась наотрез.
— Ну, чего ты? — недовольна сказала Томка. — Строит из себя сознательную.
И демонстративно опрокинула вторую.
Валерка выпивал свою рюмку с шуточками и прибауточками. Говорил, обращаясь к Андрею:
— Ну, будь здоров и не кашляй!
Андрей пил молча. Томка тотчас заботливо подсовывала ему под руку то бутерброд с сайрой, то колбасу. Он морщился от ее услужливости, но брал, а сам все поглядывал на Ритку. Будто хотел что сказать. Но не говорил.
Они еще ели и пили, а Ритка поднялась и зашла за одну ель, за другую… Что в самом деле! Не для того же они здесь, чтобы только поесть колбасы и консервов?
Ей повезло, хотя она и побрела наугад. Ельник скоро кончился, и начался березняк, такой празднично-просторный, что у нее захватило дух. Вся роща была пронизана удивительным белым светом, исходившим от атласных обнаженных стволов. Ритка все шла и шла по ней. Касалась руками гладкой березовой коры с черными поперечными полосами, закидывала голову, чтобы вглядеться в бледное небо над собой. Оно очистилось от туч, стало высоким. Присаживалась на корточки рассмотреть у подножия дерева в пожухлой траве засохший гриб-мухомор. Красная шапочка его еще сохранила свой цвет.
Потом деревья перед ней расступились, и она очутилась на краю обрыва.
Далеко внизу, в сизоватой дымке, словно на дне гигантской чаши с зубчатыми краями черносиних сопок, лежал город. Ритка никогда не видела его таким. Солнце закатилось, и на улицах уже скапливался сумрак, кое-где зажглись огни. Тем просторнее и выше казалось небо. Оно прямо-таки распростерлось над городом. А на западе, там, куда опустилось солнце, сопки были обведены золотистым контуром, крутые и далекие, сурово-черные четкие силуэты на светлом фоне. Недосягаемые, неприступные…
Ритке впервые в жизни пришла в голову мысль о том, в каком красивом краю она живет. Это ее родина, и чем больше она будет жить, тем лучше будет узнавать этот край. Она непременно объездит, обойдет пешком всю Сибирь и столько еще увидит красоты… Каждую речушку, каждый камень и былинку осмотрит, потрогает. И эта радость, которая теснила ей теперь грудь, и чувство неизъяснимой преданности и любви будут все расти в ней, накапливаться…
И город… Ритка все смотрела и смотрела на него и думала о людях, населяющих его, о их жизни… Какой же странный человек ее отец! Он не хочет знать ничего о том, что его окружает. Но ведь не все живут так. К счастью! В городе, конечно же, немало людей, которые живут именно той жизнью, какой хотела бы жить она, Ритка…
Почему ей последнее время так часто хотелось умереть? Жить, жить, в жизни столько хорошего и радостного, и все это ждет ее впереди!
Словно подслушав эти мысли, за плечом неожиданно проговорил Андрей:
— Картина, да?
И тут во всем городе враз вспыхнули уличные фонари-гирлянды, словно нанизанные на нитку бусины белых огней. И сразу стали гуще сумерки, затушевали все остальное, совсем поблекло, ушло, поднялось в недосягаемую высоту небо.
Помолчали. Ритка от неожиданности, а Андрей — приглядываясь к ней. Поглощенная своими мыслями, Ритка не замечала, что здесь, на обрыве, холодно, меж лопаток по спине пробирает озноб, вытянулась напряженно. Андрей не обладал особым воображением, но подумал, глядя на нее в эту минуту: «Как рябинка на ветру…»
Ритке же при его внезапном появлении в голову вдруг пришла шальная мысль: «Все хорошее, радостное, что ждет ее впереди, связано с этим парнем…» Мысль мелькнула и пропала, но след от нее остался, горячий, волнующий, Ритка сама заметила, как голос зазвенел серебром: