— А где вы раньше были? — пробурчал Решетников, вроде бы начиная остывать.
— Пытались и раньше. Да, видно, не с того боку начинали. Теперь попробуем по-другому. Теперь Богуславской займется сам коллектив.
Решетников снова насторожился:
— Спихательством занимаешься? Как он решит, твой коллектив? Эти девчонки…
Да, девчонки. Они хлебнули немало горького от Богуславской, им и решать.
— А ты с мастерами и педагогами останешься в стороне? Так, что ли?
— Почему же? Девчонки знают, в чем мы их одобрим, а в чем — нет. С нашим мнением они пока считаются. И прислушиваются к нему. Надеюсь, так будет и на этот раз.
— Надеется он! — уже вяло отозвался Решетников. — И вообще, не поощрять бы тебе таких разбойниц…
— Никакая она не разбойница. Девочка еще, ребенок.
— Ничего себе, девочки! — уже раздражаясь, проворчал Решетников. — У меня, мужика, и то рука не поднялась бы.
— Не обижали… — хотел сказать «тебя», но язык не повернулся назвать этого чужого казенного человека на «ты», — не обижали вас, вот и… А коснись чего, и не то бы, может, допустил. Все мы так. Чужую беду руками разведу, а к своей… Ну что же, выговор, так выговор. Валяйте, вкатывайте! Раз положено.
Решетникову, видно, стало неловко. Отвел глаза в сторону, сбавил тон:
— Сам понимаешь…
Отозвался ему уже от двери:
— Понимаю.
Рабочий день был на исходе. Можно было бы отправиться к домой. Вдруг одолела усталость. Но дома Нина Павловна, молчаливая, с укоряющими глазами, а побыть хотелось одному. Просто отсидеться где-нибудь. Лучше всего ему будет в своем кабинете.
Но только он пристроил ноги под письменным столом, в кабинет ворвалась Серафима.
— Алексей Иванович, студенты приехали!
Он сразу заметил среди ребят и девушек темно-синий брючный костюм дочери, хотя Светка и старалась держаться позади всех, пряталась за спины. Студенты толпились тесной кучкой, озираясь с любопытством вокруг, они чувствовали себя явно стесненно. Зато ректор был приподнято-оживлен.
— Вот, приехал взглянуть на ваше хозяйство. Мне, конечно, приходилось бывать в ПТУ, а у вас, я вижу, даже получше, чем у некоторых.
Усмехнулся ему невесело в ответ:
— В чем-то получше, а в чем-то и похуже. Может, сначала пройдемся? Попутно я расскажу…
— Жаль, все уже разошлись! — огорчилась Серафима за учителей. Зато воспитатели и мастера были на месте. Подошли все, кто мог, молчаливые, сдержанные при виде незнакомых людей. Только Серафима освоилась сразу же. Объясняла не без гордости:
— Тут вот мы наметили построить спортзал. А там разобьем цветники. И еще у нас будет свои плодово-ягодный сад. Со временем, может, и небольшую тепличку соорудим. Для огурцов к столу.
— Неплохо живете, совсем неплохо, — потирал руки ректор. — Я, признаться, думал…
Освоились и студенты, переговаривались, обмениваясь впечатлениями. В учительской расселись вокруг столов. Серафима подсела поближе. Кивнул ей благодарно. Оглядел лица студентов, задержал взгляд на энергично-моложавом профиле ректора.
— Да, у нас то же, что и у других. Школа, теория, практика. И… все очень сложно. Как, впрочем, и в других учебных заведениях. Перед нами стоит задача не только дать девочкам определенную сумму знании и навыков, но и хотя бы приоткрыть для них истинные ценности жизни, научить их видеть, слышать, сопереживать… Наши девочки далеко не всегда сознают, что человек отвечает за свою судьбу перед самим собой. Прежде всего. И уж, конечно, им и в голову не приходит, что они отвечают за нее еще и перед обществом. Что человек прежде всего гражданин. Поэтому каждый урок у нас, каждое занятие — это еще и урок гражданского самосознания. И всякий раз для этих уроков и занятий нужно находить новую форму. Яркую, доходчивую. Иначе вас просто-напросто не будут слушать.
Говорил и видел, как изменилось выражение на лицах студентов, как построжали темные глаза дочери. Светка все теребила в пальцах длинный ремешок сумочки, перекинутый через плечо.
Посуровел и ректор, согласно покачивая головой и слегка постукивая пальцами по столу.
— Перед нами стоит и еще одна задача: отогреть эти души. Немало среди наших девочек и обиженных, обделенных судьбой. Не все из них сбились с пути от избытка сытости, как Богуславская, о которой я только что говорил.