Собрание наметили на субботу, чтобы поговорить без спешки. Серафима настояла:
— Не надо в актовом зале! Лучше в комнате отдыха. Вместимся. Чтобы видеть лица, глаза. Чтобы по душам. Не мероприятие, а вот именно разговор… И еще: явка добровольная. Придет тот, кто заинтересован. Вам, Алексей Иванович, простите, лучше не надо. Стесняются они вас. Будем я и воспитатели. Кто-нибудь из мастеров. Лучше Максимыч.
— Ну, уж как хотите, а я приду, — возразила завуч.
Майи не было: у нее заболела корью дочка.
— Вы-то ладно, — рассеянно согласилась с Маргаритой Королева. — А вам, Алексей Иванович, мы потом все до деталей расскажем.
Он в эти дни все собирался подойти к Дворниковой. Поговорить, просто повидать. Теперь, после того, что рассказала Грачева о письме ее матери, знаменитая Альма, наверное, представится совсем в другом свете. И не успел.
В субботу, в шестом часу, девочки, шушукаясь и переглядываясь, заторопились в комнату отдыха заранее занять места. Подойти в такую минуту к Дворниковой, вероятно, было бы неуместно. Отправился к автобусной остановке. На душе было смутно. Он не сомневался в способностях Серафимы. Королева сумеет удержать собрание в нужных рамках, не даст страстям разгореться, выплеснуться через край. Кроме нее, там будут еще Маргарита и Максимыч. Последний, при всей его кажущейся простоте, видел каждую из девочек насквозь и умел вовремя сказать веское слово. Богуславской, по всей вероятности, придется туго. Припомнят все. Только бы не перегнули палку. А ну, как решат исключить, что тогда? Может, прав Решетников, не доросли они у него еще до самостоятельных поступков?
Если бы можно было отправиться к Дине! Устроиться на старом венском стуле, погреть руки о стакан чая с топленым молоком. Она негромко, словно бы вполголоса, сыграла бы ему что-нибудь. И говорить не надо было бы ничего. Нельзя к Дине! Она как раз собирается на работу. Может быть, даже уже ушла?
Дома включил телевизор и просидел перед ним весь вечер, смутно различая время от времени на экране какие-то лица и фигуры. Жена копошилась на кухне. Кажется, разморозила холодильник и мыла его.
Ровно в десять не вытерпел, набрал номер телефона Королевой. Голос у нее слегка осел от усталости, но настроена она была бодро.
— Обошлось, — коротко объяснила Серафима. — Нам, Маргарите Павловне и Максимычу, даже и говорить не пришлось. Молодцы девчонки! Есть у нас актив, есть! Зря мы боялись. Короче, спите спокойно, Алексей Иванович. До понедельника!
Легко сказать: до понедельника! В воскресенье утром помыкался по комнатам и… отправился в училище. Так просто. Пройтись по кабинетам и спальным комнатам, вглядеться в лица девочек. Значит, у них и в самом деле есть актив? Выходит плохо они их знают, своих учениц! Все опекают, все нянчатся с ними, а они и сами могут…
Сначала зашел, по привычке, к себе в кабинет. И почти тотчас же вслед вошла Серафима. Обратил внимание: глаза красные. Плакала?
Королева торопливо пристроилась на стуле в углу, зябко, — что было совсем не похоже на нее, — сложила на груди руки взяв локти в ладони. Или в самом деле мерзла? Нарядилась в черный свитер. Поверх тонкая цепочка с изумрудной, под цвет глаз, капелькой.
— Что-нибудь случилось? Вы зачем здесь?
— Я-то дежурная сегодня. За Майю. Вот вы-то могли бы и не появляться, а пришли… С Дворниковой мы сейчас поговорили. За жизнь. Как говорят в Одессе. И, знаете, к какому выводу я пришла? Человеку доброе слово надо. И еще. Чтобы он верил тому, кто это слово произносит. Ожесточилась она, Галка. «Люди, — говорит, — дерьмо, не хочу я никого из них видеть. Мне бы только работу».
Чуть было не признался Королевой: «Золотце ты мое!» Ведь догадалась, почувствовала, что его тревожит. Опередила даже. А Серафима добавила задумчиво:
— Поплакали мы с ней сейчас.
— Дворникова плакала? — он не мог себе этого представить.
— Плакала, — подтвердила Серафима. — Бабку вспомнила. «Обижала я, говорит, — ее. На первую же получку подарок ей куплю. Успеть бы только. Старая она уже у меня». Я, признаться, вчера на собрании испугалась за нее. Вот как поставят ее сейчас, думаю, на одну доску с Богуславской, что делать будем?
Усмехнулся:
— Значит, не у одного меня кошки на душе скребли? Ну, что собрание? Как оно? Есть у нас все-таки актив, говорите?
Серафима улыбнулась своим мыслям:
— Вырастили, выходит. И не заметили. Видели одну Богуславскую.
Со слов Королевой, собрание прошло довольно бурно. Открыла его она, Серафима, сказала только: «Я думаю, девочки, нет необходимости вам объяснять, для чего мы сюда с вами собрались. Повестка дня вам известна…» Еще она предложила им избрать председателем собрания Лену Сидорову.