Это чувство не оставило и по дороге в училище. Только все боялась, о чем они будут говорить с матерью, когда останутся одни? Говорить не пришлось: автобус был, как всегда, переполнен. А потом, выйдя из автобуса, долго не могли прийти в себя от духоты.
Дождя еще не было, но с востока надвигалась лохматая грозная туча. А на западе, над сопками, сгрудились облака. Там было светло, солнце еще не село, его лучи пробивались сквозь облака, ярко расцвечивая их то оранжевыми, то фиолетовыми полосами, густо синела синева между ними и было празднично, необычно.
Все поглядывала в ту сторону. Этот пестрый праздничный хаос будоражил, напоминая: а ведь есть где-то и другая жизнь, яркая, красивая. Вот как сейчас эти краски на небе. Совсем не похожая на ее, Риткину, жизнь. Все в ней по-другому: и люди другие, и улицы, и деревья, и, уж конечно, мысли и чувства. Господи, а ведь и у нее тоже это еще может быть! Хоть и прожила она уже на свете целых шестнадцать лет. Теперь-то она не позволит, чтобы жизнь завертела ее и понесла, как полая вода — щепку. Теперь она сама будет выбирать себе дорогу. Потому что, как всегда говорит Алексей Иванович, директор, все зависит от самого человека.
Мысли прервал задумчивый голос матери:
— Я тоже… на работу завтра выйду. Чего дома сидеть?
Остро почувствовала вдруг, что мать ждет ее совета, нуждается в нем. Уронила тихо, как и мать, чтобы не спугнуть доверия, которое установилось между ними:
— Конечно. Дома-то одной хуже. Я приеду, может быть, на воскресенье. Если отпустят.
Больше и не сказали ничего друг другу. Попрощались у проходной. Уже начал накрапывать дождь, мелкий, нерешительный, и сразу же запахло прибитой пылью, горечью молодых тополиных листьев — летом.
В группе сумерничали после ужина. Выдалась одна из тех редких минут, когда на девчонок находила, по словам Любови Лаврентьевны, «тихая стихия». Она застала их, эта стихия, кого где — кто пристроился на подоконнике распахнутого окна, кто поперек чужой кровати. Кто-то сказал:
— А, Рита, ангелочек наш…
Кто-то, белея в сумерках платьем, спрыгнул с подоконника, Зойкин голос произнес:
— Не там теперь твоя постель. Ну, почему, почему? Сидорова уступила. Ей же после экзаменов домой.
Койка в углу у окна — самая удобная койка, предмет зависти новичков!.. Значит, девчонки вспоминали о ней? И вот решили…
— Спасибо, девочки! — в голосе невольно прорвалось то чувство, которое согрело ее, когда она смотрела на облака. Чувства надежды и уверенности: да, все будет у нее теперь по-другому! Раз все зависит от нее самой.
Зойка увела ее в коридор. Здесь, возле мойки, тоже было распахнуто окно. Постояли возле него, вдыхая повлажневший воздух, вслушиваясь в прохладную тишину наступающей ночи.
— Похоронили? — уточнила Зойка. — Мать, поди, в долгах теперь на целый год?
— Почему в долгах? Люди же вокруг, помогли, — осеклась. Как она недавно отзывалась о людях? Что бы они с матерью делали теперь без них? Одна Катина семья сколько помогла, да и другие.
Зойка добавила глубокомысленно, тоненьким голосом:
— Производство! Я вот иногда думаю: хорошо на большом заводе работать. На стройке. Столько народу! Это все равно, что большая семья. И почему моя мать не нарожала мне братьев и сестер? Вот умрет, останусь я совсем одна.
Вспомнилась Дворникова. Галка тоже мечтает о большой семье. Положила руку Зойке на плечо.
— Не останешься ты одна. У тебя своя семья будет. Большая и хорошая.
— Да уж, — Зойка шмыгнула носом. — Мне бы самой сперва на ноги стать. Заждалась я тут тебя. Не повторяется у меня материал. Меня уж и Светлана ругала. Ага.
На Зойку и в самом деле оказывало воздействие ее присутствие. Русский письменный, правда, Зойка написала на «три», зато за устный ей поставили «четыре» с плюсом. Зойка сияла.
— Конечно, это все ты. Одна я бы разве одолела?
Ритка получила за русский «пятерки». Но по геометрии все же выставили за год «три». Заниматься с каждым днем становилось все труднее, хотя в сон и не клонило. Просто прочитанное плохо запоминалось, приходилось делать над собой усилие. Может, и вообще не хватило бы терпения, подстегивал голос матери: «Ты уж не капризничай, старайся…» Она прислала письмо, написала, что Димку забирают в какой-то санаторий, где с ним будут заниматься врачи-педагоги.
После контрольной по математике вызвала к себе завуч.
— Ты чем собираешься заниматься сегодня после обеда? Будешь пикировать рассаду? Сделаешь это завтра. Поезжай-ка домой, попроведай мать. Порадуй ее «пятерками». К отбою вернешься. Постой, деньги-то на автобус есть?