— Ты не слушаешь меня, Воло-да? Я замерзла. Может, мы пойдем домой?
Краев оторвался от размышлений.
— Конечно, Тао Ти. Тем более, что я хотел послушать, говорит ли черный ящик.
Он ощупью включил «Спидолу». Батареи, хотя Краев очень редко включал приемник, еле дышали, но голос Майи Кристаллинской ясно и четко зазвучал в темноте. Она пела о космонавте, о нежности женщины, которая ждала его на земле. Володя вздохнул. Значит, они не все покинули его или, по крайней мере, оставили маяк.
— Ничего, — вслух высказал свои мысли Володя. — Цинковые и медные пластины, немного соли в воду, и можно всегда тебя послушать, дорогой черный ящик! А потом доживем и до собственной радиостанции.
Чуткая рука Тао Ти легла ему на плечи.
— Ничего, Воло-да, ничего. Будут дети, будем и мы жить, как люди.
Краев обнял жену.
— Глупышка ты моя! Если бы не ты, что я бы здесь делал?!.
Они стояли и слушали затихающие звуки далекой, но обоим понятной мечты.
Старый человек сидел у гаснущего костра. Стелился дым. Когда ветер поворачивал дым в зал, ощущался терпкий запах сотари…
Запах сотари… Он стал символом их жизни. Запах горящего дерева предков. Дым родины, безвозвратно погибшей в тисках неумолимого коллапса…
Старик с трудом приподнялся и бросил несколько сухих веток. Пламя притихло, дым усилился. Старик, кряхтя, нагнулся, пытаясь раздуть угасающий огонь, но силы оставили его и он упал на снег. Вспыхнувший костер опалил густую прядь седых волос…
Отал Крэ не выдержал этой картины — порывисто поднялся и, пригибаясь, быстро вышел из зала. Бесшумной тенью скользнула за ним тонкая гибкая девушка.
— Что с тобой, папа? Тебе не понравилось? Но ведь это же знаменитая реставрация Тоона Ма!
Отал Крэ коснулся тремя пальцами волос дочери.
— Я читал роман Тоона Ма. Это очень грустно, когда человек умирает вдали от родины. Очень грустно… Прости, что я тебе испортил вечер, Лиа. Мне нужно идти работать.
Не оглядываясь на дочь, он вышел из вестибюля и ступил на пешеходную дорожку… В минуты раздумий Отал обычно избирал кружной путь к своему институту, сопоставляя по дороге наблюдения и осмысливая их. Часто в результате таких размышлений он появлялся в институте с готовым планом на весь день, а то и на целую неделю. Но сегодня Отал Крэ сразу направился на скоростную линию эскалаторной дорожки и уже через несколько минут вошел в лабораторию.
Набрав код, он пустил последнюю запись и уселся в кресло. И снова, как в зале политрона, его охватило острое чувство вины… Он понимал, что бессмертное творение Тоона вызвало невольную ассоциацию с судьбой человека, заброшенного его волей на неведомую планету, но логика не успокаивала его…
Замерцал экран. Воспроизведение записи началось. Краев сидел у костра. За ним в отблесках пламени темнела сшитая из шкур палатка…
Уже второй год он путешествовал один или в сопровождении своих воспитанников. Охлаждение их отношений с Тао Ти началось с несбывшейся мечты иметь детей. Все-таки физиологические различия оказались слишком большими. Потом она потеряла интерес к его новшествам. Впрочем, что он мог придумать нового? Почти все, что он умел, воплотил в первые годы. Выплавку железа пришлось прекратить. В его отсутствие расплавленный металл вырвался из домны. Погибло несколько мужчин, а с ними и Ила На, пришедшая посмотреть, как делают железо. С тех пор племя не могло преодолеть своего страха перед огнедышащим металлом… Главой племени стала Тао Ти, и это еще больше отдалило их. Все чаще он искал спасения от тоски в путешествиях и однажды, вернувшись, узнал, что Тао Ти взяла себе двух мужей, как и подобает ее сану. С того времени Краев замкнулся и отошел в сторону от кипучей жизни поселка. Он кочевал от племени к племени, помогая им налаживать хозяйства, окруженный по-прежнему ореолом таинственности и общим уважением.
Краев поднялся. Тревожно хрустнула ветка, и какой-то крупный зверь метнулся в темноту. Владимир усмехнулся: видимо, любопытный олень подошел слишком близко и теперь испугался собственной смелости. Пожалуй, пора спать. Краев взглянул на небо. Где-то там, в бесконечности вселенной, существует другая планета, другая, привычная ему, жизнь…
Крэ выключил запись. Ему было не по себе от этой чудовищной тоски, светившейся в глазах Краева. Кто мог подумать, что опыт обернется таким испытанием…
Отал Крэ набрал индекс Ленг Toy.
— Учитель, я настаиваю на прекращении опыта. Мы потерпели неудачу.
— Ошибаешься, Отал, — старый психобионик ободряюще улыбнулся. — То, что уже сделано, никак нельзя назвать неудачей.
— Вы просто утешаете меня, дорогой Ленг, но нужно называть вещи своими именами. Он обособился от племени, исчерпал свои возможности по созданию новых полезных для них вещей, и прогресс кончился. Пока его уважают, потом забудут…
— И опять ты ошибаешься. Может ли человек его цивилизации так быстро исчерпать свои огромные знания? В процессе общественного развития главную роль играют орудия труда. Он удовлетворил их потребности на сегодняшний день, а большего они и не желали, да и не могли желать. Их общественная формация для более совершенных орудий труда, для более высокого уровня производства еще не созрела. Мы все ошибались, считая, что процесс освоения необходимых первобытному племени орудий будет длиться несколько поколений. Поставленный опыт опровергает это утверждение: если общество сознает необходимость перехода к более совершенному производству, оно делает этот шаг в кратчайшие сроки. Значит, мы должны согласиться и с доводами наших противников, утверждающих, что развитие цивилизации дискретно…
— Но тогда, следуя логике, надо согласиться и с основным их возражением о невозможности ускоренного развития цивилизации! Если развитие дискретно, значит, ускорение возможно лишь в узких пределах от одного качественного скачка до другого.
— Верно, — с улыбкой согласился Ленг Toy. — Вопрос лишь в том, что по времени эти скачки сильно отличаются друг от друга. От простейшего орудия до каменного топора необходимо от трехсот до пятисот тысяч лет, а от каменных орудий к бронзовым — десять-пятнадцать тысяч. Значит, нужно ускорять развитие цивилизаций на самых длинных по времени дискретных отрезках.
— Вы считаете, что Краев выполнил свою миссию, а на большее племена, среди которых он поселился, пока не способны?
— В основном, да. При других обстоятельствах, возможно, он мог бы оказать и более сильное воздействие, но этому пока препятствует и матриархат, как форма общественного правления, и полигамия, как форма существования семьи. Обычаи — на той низкой ступени развития общества, с которым столкнулся Краев, — огромная сила. Их можно поколебать, но разрушить их одному человеку явно выше возможностей не только Краева, но любого другого, пусть вдесятеро более талантливого человека. Краев оказался вне общества: принять их общественное устройство он не может в силу условностей своей цивилизации, поэтому и влияние его на дальнейшие события весьма невелико.
Крэ тяжело вздохнул.
— Значит, и вы так считаете, учитель? Но тогда продолжение опыта становится бессмысленным.
— Ты опять спешишь с выводами, дорогой Отал, — огорчился Ленг Toy. — Я понимаю, что тебя сильней, чем всех нас, угнетает жестокость опыта, и это не позволяет тебе объективно оценить результаты… Но в чем-то ты прав, дорогой Отал. В чем-то ты прав…