Валерии удалось вывести его сознание из какого-то ступора, в котором то пребывало достаточно давно, и Руслан даже не был уверен, что знает, как теперь верно будет поступить. Ведь все причины и доводы, почему это не особо уместно — остались, как бы он те в своей голове ни крутил. Да и нечто не вполне осознанное так же присутствовало…
Не страх. Нет, он не трусил. И все же… Имелась странная и даже раздражающая неуверенность с подспудными вопросами: «а зачем?» и «стоит ли?», которые бесили его самого. Но при этом Руслан не мог их из себя и просто так вытравить.
Он слишком долго жил по накатанной. По давно выработавшейся схеме: да, порою тоскливо до воя и скучно; одиноко и статично серо. Но стабильно и понятно. Без потрясений и разочарований…
Или, скорее, с известным и прожитым до малейших нюансов разочарованием, ставшим частью нутра.
Тут ему все было знакомо, ясно и понятно. Когда-то угораздило полюбить женщину, которая, хоть и ценила его по-своему, хоть и любила в какой-то мере, но душой, сердцем и телом принадлежала другому мужчине. Даже когда тот ушел от нее, пусть и с причиной. И сколько бы Рус ни вкладывал в их отношения с Кристиной, на что ни готов бы ради нее был — это ничего не могло изменить. А жить с постоянным ощущением, что ты на вторых позициях в сердце и уме дорогого тебе человека — для Руса было невыносимо и неприемлемо. И если поначалу он еще надеялся на что-то, пытался себя убедить, что перетерпит — то с каждым проходящим днем и месяцем осознавал: в глубине существа только нарастает обида и глухое раздражение. Ведь, по факту, все его чувства и бушующие эмоции внутри — для нее были вторичными.
Но и когда, разорвав эту связку, вернувшись лишь к дружбе, как бы больно и обидно ни было, он попытался искать удачи в понятных и привычных взаимовыгодных отношениях — особого счастья Карецкий не нашел. Он не любил свою жену. Зарекся к тому времени уже ждать любви. Но уважал и ценил Альбину. Испытывал к ней искреннее расположение и симпатию, да и сексуальное влечение. И выгоду из брака с ней извлек. И все же — мимо все как-то было. Не в тему и не то. Утомляло и по-тихому бесило обоих. Казалось, что по одиночке легче будет. И они спокойно и мирно разошлись и с Альбиной.
С тех пор Рус зарекся желать что-то большее, помимо понятного и простого влечения. У него случались отношения, и нередко. Но он никогда не усложнял, о чем предупреждал сразу. И Руса это устраивало. Не отвлекало от работы, от дружбы с Кристиной, которая все равно понимала его лучше всех остальных. И Руслан к такому привык.
А теперь…
С тех пор, как он познакомился с Лерой, вся выстроенная в его жизни система, насколько бы пустой и занудной та ни являлась, рушилась. А ведь ему еще и ее профессионализм нужен был, и все те знания, которыми Валерия действительно владела. Все казалось сложным с такого ракурса.
Или это Рус все усложнял?
Хороший вопрос. Карецкий размышлял над ним полночи с воскресенья на понедельник. Вот и решил вернуть общение на рельсы профессионализма. И вроде расписание помогало. И две операции, на которых ему пришлось заменять нежданно отравившегося некачественными продуктами сотрудника. Все помогало, казалось… Складывалось хорошо. Руслан почти не видел Леру с самого утра, да и ремонт в ее кабинете подходил к логическому завершению. Это многое могло бы облегчить и упростить. И в какой-то момент Руслан даже уверился, что все не настолько плачевно, как он сам себе решил…
Пока они вновь не оказались в спортзале. И тут Рус осознал, что Лера даже не догадывается о принятом им решении вернуться к более официальному стилю общения. А он сам рядом с ней забывает обо всех доводах, почему это самый разумный вариант. И так же открыто хохочет над ее подколками, не замечая, когда и сам начинает ее поддевать и иронизировать, несмотря на заливающий глаза пот из-за нагрузки тренера, однозначно не знакомого с понятием человеколюбия и состраданием.
Но сложнее всего стало во вторник.
Карецкому снова пришлось брать операцию, которой не было в его графике — тот же хирург еще не вышел на работу из-за плохого самочувствия. Так что Рус отложил обсуждение создания сайта с одним из знакомых Валерии, оставив это полностью на ее усмотрение. И практически с самого утра, сразу после пятиминутки, «пропал» в операционной. В этот раз последствия тренировки ощущались уже не такими катастрофичными, не мешали работать. Но операция все равно была не из «проходящих», потребовав от него уймы сил, сосредоточенности и внимания. Поэтому ли, выходя из оперблока, он ощущал себя настолько измотанным и разбитым, словно бы отдежурил ночь, не присев ни разу? Или дело было не в физическом напряжении, а в моральной неудовлетворенности? Каком-то неявном поиске и потребности в чем-то, что Руслан не хотел и не собирался облекать в слова?