И все же он уловил ее раздражение, Лера по взгляду Руслана поняла. А также то, что сейчас не стоит продолжать этот разговор, чтобы не превысить ни границ своей должности, ни каких-то слабо-понятных еще пределов их личного общения, которые толком и не успели сформироваться пока.
Рус тоже не спешил что-то добавлять, возможно, также ощущая это напряжение и сохранив здравый смысл, несмотря на недовольство ее замечаниями.
— Думаю, на сегодня мы все обсудили, — Лера попыталась собрать свои бумаги, схемы и планы со стола, на котором последние три часа их все раскладывала и с ним обсуждала.
Только руки плохо слушались, начав дрожать из-за эмоций, которые она старалась подавить. Папки валились обратно, рассыпаясь листами. Вот всегда так: тело ее выдавало сразу, хотя голову, казалось, удавалось сохранить холодной.
Правда, дикая боль, тут же вспыхнувшая в районе темени и лба, продемонстрировала, что не настолько уж Лера отстранилась. Ей точно надо относиться ко многому спокойней.
И стоило больше подумать, прежде чем позволять себе увлечься начальником, это действительно не может быть просто.
— Лера, подожди! — Рус подхватился, бросив сигарету, уже вторую подряд, которую курил, в пепельницу. Начал ей помогать. Но и его движения выдавали, что раздражение внутри мужчины никуда не делось и не утихло. — Я не имел в виду, что ты некомпетентна…
— Обдумай, что я сказала, обсуди со своими компаньонами, — не пошла ему навстречу она. Искренне понимала, что сейчас не стоит продолжать обсуждение. — Потом скажешь, что вы решили по всем пунктам. Только сильно затягивать не стоит.
Головная боль становилась доминирующей над всем иным, казалось, глаза начинают пульсировать изнутри этой болью. Сейчас точно не обойтись без таблетки.
Мысленно махнув рукой на оставшиеся бумаги, она прижала к груди те, которые умудрилась собрать в кривую стопку. На долю секунды задержалась взглядом на Руслане. Оба понимали, что сказать что-то стоит, но что именно — лично ей в голову не приходило. Эта треклятая боль мешала.
Возможно, и у Руса идей не было. Потому Лера только коротко кивнула, чтобы не провоцировать усиление пульсации в голове, и пошла к двери. И только уже взявшись за ручку, повернулась:
— Надеюсь, тренировку ты не пропустишь, — напомнила она все тем же нейтральным тоном, после чего вышла из кабинета главврача, не ожидая ответа.
Почему-то подумалось, что вот и пригодились отдельные помещения. Есть куда уйти…
Он даже не мог бы сейчас объяснить, почему его так зацепили ее слова. Лера была не первой и, возможно, не последней, кто ему об этом говорил. Более того, Руслан и сам в последнее время признавал (пусть и только наедине с самим собой), что физически уже не вытягивает все. Да и эмоционально тоже. Продуктивность стремится к нулю, когда человек ощущает постоянное физическое и ментальное истощение. А тот график жизни и работы, который он сам для себя когда-то определил, несомненно, этому истощению способствовал. И это уменьшало эффективность и его управления больницей, и его врачебных дежурств. За всеми следил, всем на мозги капал. На Кристину не так давно орал из-за такого же графика. А сам… Выгорал. Понимал это. Но не делал ничего, чтобы изменить динамику процесса.
Пока Лера не влезла со своими подколками, улыбками и тренировками… Вроде и доставала его, а ведь по факту — устроила ему одну из лучших профилактик стрессового срыва. И в этих вопросах права она была во многом.
Только Карецкий не ощущал в себе готовности признать это. Ему и раньше подобные намеки было неприятно слушать. И сейчас — ничего хорошего не испытал. Да еще и из уст Леры — почему-то взбесило. Плеснулось раздражением и желчью. Какой-то смесью вины и ярости.
Спасибо, глупостей не наговорил, заткнулся вовремя сигаретой, хоть она и на это косо глянула, — потому что умом соображал, да.
Только Карецкий не представлял — как откажется от операций и пациентов? Это же его суть и часть нутра — он и во сне оперировал, если честно…
Но и передать кому-то управление этой больницей, на которую столько положил… Не в состоянии решиться. Да ему эти отделения и палаты — вместо семьи и близких все эти годы были! Не люди в них даже, а сама больница, как объект приложения всей его энергии и сил, которые больше и некуда было прикладывать.
Разрывался на части — это правда. Зачастую больше разбитость и измотанность ощущал, нежели удовлетворение от достигнутого — просто сил уже на радость не хватало. Прибить иногда половину сотрудников хотел… Или пациентов, для разнообразия… Но все равно же — жизни не представлял себе без этой больницы и без самих операций.