– Поступил сигнал от систем гидравлики. – Он нажал на огонек, чтобы отключить его. Через две секунды тот включился снова. – Мы потеряли один комплект гидравлики. – «Боинг 747–200» был оснащен тремя гидравлическими системами. – Есть предупреждение о дисбалансе топлива.
Зажглась красная светящаяся надпись, сопровождавшаяся звуковым сигналом.
– Пожар!
– Проблема с автопилотом, – сказал Швейцер. – Я чувствую вибрацию.
Марриот посмотрел на Кука:
– Перечень действий при пожаре двигателя. Какой из них?
– Второй.
Под руководством Кука Марриот отключил двигатель номер два, отключил кнопку управления топливом, а затем потянул рукоятку включения противопожарной системы второго двигателя, чтобы закрыть гидравлику и топливные клапаны. И, наконец, крутанул ручку, приводя в действие огнетушители.
– Теряем автопилот. Работает второй комплект гидравлики.
– Отключай автопилот, Эллиот! – Швейцер кивнул. – Придется сбросить скорость. Слишком сильная вибрация.
– Главное, держи машину ровно и разворачивайся. Берем курс на Гандер.
Гандер на острове Ньюфаундленд был ближайшей к ним взлетно-посадочной полосой.
Швейцер боролся со штурвалом.
– Господи, какой же он неповоротливый!
Снова взвыла пожарная сирена, сопровождаемая надписью на табло световой аварийной сигнализации.
– Придется еще раз включить огнетушитель. Пожар не потушен, – сообщил Кук.
– Похоже, у нас проблема с рулем и, возможно, заклинило стабилизатор. Дифферент ни к черту не годится.
Марриот настроил радио на самую высокую, аварийную частоту радионавигационной системы.
– Всем, всем, всем! Говорит борт «Северо-Восточных авиалиний» ноль-два-семь. Совершаем аварийное снижение. У нас повреждение конструкции. Не удается потушить пожар двигателя.
Резкое торможение швырнуло всех вперед. Тех, кто сидел, расстегнув ремни безопасности, выбросило из кресел. Мартина Дугласа подкинуло вверх, но ремень врезался в верхнюю часть бедер и удержал его. Голова ударилась о спинку переднего сиденья. От удара он потерял сознание, и его обмякшее тело впечаталось в спинку кресла.
Он был без сознания всего три секунды. Даже будучи оглушен, понял, что у него сломан нос. Скорее всего, Мартин разбил и ободрал его о спинку переднего сиденья. Кровь сочилась из рваной раны, но почему-то не стекала по лицу. И не забрызгала рубашку или брюки на коленях. Вместо этого ее просто высасывало из кожи. Липкая вереница красных капель пролетела над сиденьями вперед, вместе с рвущимся наружу воздухом.
Впереди по проходу часть пола салона провалилась. Сломанные кресла были с силой вырваны из их креплений и стремительно утащены в ночь. Влетевший в салон торнадо сорвал с тел одежду, выдернул людей из кресел, поднял с пола ручную кладь и выкинул ее из верхних шкафчиков. После чего некая невидимая сила швырнула все эти обломки в переднюю часть «Боинга». Те, кто еще был в силах кричать, заходились в крике, но их жалкие вопли заглушал рев декомпрессии. Другие были без сознания. Или уже мертвы.
Боль в ушах оказалась мучительной – последствие ударной волны и резкого перепада давления воздуха. Но по сравнению со страхом боль была сущим пустяком. Ужас сжимал Дугласу горло, живот, грудь. Когда самолет начал падать, он инстинктивно вцепился в подлокотники и, выгнув дугой тело, приподнялся вверх, будто пытался хоть как-то противостоять падению «Боинга». Весь самолет бесконтрольно вибрировал. Дугласу казалось, что это настоящий ад, и что бы ни последовало за этим, уже не может быть хуже.
Мальчика, спавшего в кресле 49B, больше не было. Его ремень закрепили недостаточно надежно. Девушка у окна была либо без сознания, либо мертва. Волосы упали на ее лицо, закрыв его почти полностью, стекло иллюминатора было густо заляпано пятнами крови и казалось черным.
Кислородные маски упали с потолка и вытянулись в сторону источника разгерметизации. Ухватившись за пластиковую трубку одной из них, Дуглас дернул ее к себе и прижал к носу и рту. Дышать через маску оказалось труднее, чем прижимать ее к лицу. Его легкие словно схлопывались, каждый новый вдох становился короче прежнего, а сами вдохи – все чаще и чаще. В глазах Мартина взрывались крошечные белые звездочки.
Он позволил себе оглядеться по сторонам. В салоне было темно, но из тех, кого Дуглас смог разглядеть, он был одним из немногих, что все еще оставались в сознании. Даже страдая боязнью полетов, Мартин не представлял, что страх может быть таким острым; что его худший кошмар, став реальностью, будет, словно хирургический скальпель, в буквальном смысле резать его пополам.