— Нет, ты нравишься мне какая есть.
Она посмотрела ему прямо в глаза. Сейчас или никогда!
— Ты мне тоже. Зайдешь?
Дэниел колебался недолго.
Лучше бы она сразу после этого вечера уехала на свое Западное побережье, в свою налаженную, накатанную, проторенную жизнь. Как тогда, когда они в первый раз были близки, душа его разрывалась оттого, что он знал: она должна уехать. Только сейчас ему больно вдвойне. Не ожидал он этого — ни тогда, ни теперь: оба раза — как-то не ко времени. В ту ночь, в пятницу, оба слишком много выпили. Она сняла тогда всю одежду. А во второй раз, в его постели, всю не успела. Оба раза она была инициатором.
Наутро после бурной ночи, проведенной вместе, когда он проснулся и она лежала у него на плече, он осознал, что нужно положить этому конец. Отношения их становятся все интимнее, он привязывается к ней, но в один прекрасный момент она уйдет, а ему что делать? Молча смотреть ей вслед?.. Просить ее остаться?.. Несправедливо. Эмоциональный тупик… Но он умеет владеть собой, даже когда ему больно.
Дэниел открыл перед Мэг дверь и вошел первым, знаком приглашая ее следовать за собой. Он испытал блаженное чувство: первая ее реакция на аромат роз. Мэг вынула орхидеи у него из петлицы, аккуратно уложила в коробку и поставила в холодильник. Сохранит, наверно, на память… И он бы сохранил.
Призу Мэг уделила куда меньше внимания — равнодушно поставила его на телевизор и будто забыла.
Он не стал задавать вопросов: если уж Мэг решилась что-то сказать, он подождет. А решила молчать, что ж, это не его дело.
— Выпьешь что-нибудь? У меня в холодильнике сок и тоник.
— Нет. Мне надо… мне надо идти, Мэг.
Он увидел боль в ее глазах и пожалел об этих словах. Надо быть сильным, защищать ее и себя, их чувство.
— Мне кажется, я знаю, почему ты хочешь уйти.
Дэниел замер.
— Тебе известно, что я самозванка?
Он стоял не шевелясь, не в силах выговорить ни слова. О чем это она?
— Да я о всей этой возне с призом. Не уверена, Дэниел, знаешь ли ты… тут, в городе, ходили по рукам несколько фотографий.
— Слышал что-то…
— Так вот, это все вранье!
— Что — все?
— Что у меня громадный особняк и я богачка.
— Мэг…
— Эти фотографии — фальшивка. Хочу, чтобы ты знал, — мне невыносима даже мысль о том, чтобы солгать тебе, даже ненароком.
— Мэг, я…
— Я слышала, что ты говорил Лауре сегодня. Ты такой честный, Дэниел, открытый. А я нет. Не очень честная, я имею в виду. Правда, я и не думала никому лгать. Когда Лаура фотографировала, у меня и в мыслях не было…
Он все еще не понимал, о чем она, и пытался возразить.
Но Мэг спешила выговориться: стала рассказывать все — об отеле на Сансет-бульвар в Беверли-Хиллз и что они почти не спали, ложились уже под утро, пили много кофе… О чужом платье, о своем мгновенном настроении, когда надела его, о фотографиях…
— …И Лаура к тому же была в сильнейшей депрессии после развода. Вот я и подумала: пусть они обе приедут ко мне на неделю. Отдохнем, подурачимся, может, и развеется…
— Мэг, ты…
— Но все пошло не так. Когда я приехала в город через несколько лет, к тому времени…
— Дорогая, пожалуйста…
— К тому времени мне уже никто не поверил бы. — И она разрыдалась — слезы так и брызнули из глаз.
— Мэг, дорогая… — Он взял ее на руки и понес к широкой, в полкомнаты, кровати. Усадил на краешек, присел рядом.
Она уткнулась носом ему в колени и все никак не могла успокоиться.
Он еще не видел ее в таком отчаянии, такой беззащитной — невыносимо, когда Мэг так плохо. Ее боль — это его боль. Ему оставалось только ждать, когда она выплачется. Он все еще не знал, что делать, как помочь, положил ей руку на плечо и стал ждать. Что бы ни случилось, он останется с ней. Она, наконец затихла. Затем вдруг прижалась к нему, тесно обнимая обеими руками.
— Дэниел?
— А-а…
— Ты меня ненавидишь?
— Ну, что ты!
— Считаешь самозванкой?
— Нет, конечно.
— Как ты думаешь, — она вздохнула, — я заслужила эту награду?
— Разумеется.
— Ты, правда так думаешь? Почему?
— У тебя прекрасная книга, Синеглазка. — Он легонько поцеловал ее в висок и осторожно высвободился из ее объятий. — Дай-ка я уложу тебя спать. Утром тебе станет легче, утро вечера мудренее.
— Я рада, что мы… поговорили… — прошептала она, пока он расстегивал молнию ее короткого, облегающего черного платья.
— И я тоже. — Он, вообще-то, и не понял, о чем был разговор, но, похоже, ей лучше, это главное.
Он снял с нее платье, тщетно стараясь не замечать ее очаровательной женственности, подчеркнутой ажурным, полупрозрачным черным бюстгальтером и такими же крошечными трусиками. Еще на ней остались только тончайшие, в какую-то точечку черные чулки.
— Ложись-ка, ложись! — тихим, успокаивающим голосом говорил он. Скорее спрятать это соблазнительное, горячее тело под одеяло, не видеть его!
— Подожди секунду. — Она отвернулась, расстегнула бюстгальтер, сняла.
Ну, это уж слишком! У него во рту пересохло. Мэг села на краешек кровати и по одному стянула чулочки. А это так просто издевательство… Кто же такое вытерпит! Дэниел поспешно уложил ее под одеяло и быстренько отошел. У-ух!.. Он направился к двери, но, не успев сделать и двух шагов, услышал какой-то звук, какое-то движение… обернулся, спросил:
— Что, Мэг?
— Нет, ничего. Все нормально, Дэниел. Иногда случается, когда у меня стресс.
Теперь он уже ни за что не оставит ее одну. Дурак, поступает неосторожно! Он вернулся к ней, но, стоило ему увидеть боль в глазах Мэг, как желание оставило его.
— Синеглазка, что с тобой?
— Шея… Больно, когда двигаюсь. Растяжение, наверное…
— А что же делать? Как помочь?..
— Тепло нужно. У меня в чемодане электрическая грелка.
Переворошив все вещи, он нашел наконец, на самом дне, электрическую грелку; включил, не дыша положил ей под шею; взял ее за руку.
— Сейчас лучше. — Она глубоко вздохнула, дыхание стало спокойным и ровным.
Он сидел на стуле у изголовья кровати, держа ее за руку, уже минут десять. Мэг спит? Он тихонько встал.
— Ковбой? — услышал он приглушенный голос. — Почему ты не хочешь меня?
Дэниел опять сел на стул — ноги его не слушались.
— Синеглазка, не то чтобы я не хочу… Дело в том… Не знаю, как тебе объяснить… — Он понятия не имел, как объяснить ей все, что передумал и перечувствовал.
— Да, очень сложно, — тихим, бархатным голосом согласилась она. — Это не имеет ничего общего с желанием или нежеланием, я понимаю. Тебе просто трудно все мне… передать, что у тебя у голове. — Она подумала. — Ты не мог бы сделать мне одолжение, Дэниел?
— Все что угодно, дорогая.
— Ты не мог бы… спать со мной сегодня? Только спать, я обещаю. У меня и в мыслях сейчас ничего больше нет.
— Конечно, — без колебаний ответил он. Она лежала с закрытыми глазами, пока он проверял, заперта ли дверь, выключал свет, везде, кроме ванной; оставил дверь в ванную немного приоткрытой — пусть луч чуть освещает комнату. Проделывая все это, он быстро соображал: собаки и лошади обойдутся до утра. Для собак есть специальный вход в дом; впрочем, они будут спать наверняка в конюшне, а заслышав шум машины, выскочат встречать хозяина. Воды и сухого корма у них вдосталь. Лошадей он кормил перед тем, как уехал на вечер. Утром рано приедет на ранчо — они и не заметят, что ночью хозяина не было дома.
Одна мысль, что он будет спать вместе, рядом с ней, прижав ее к себе, наполняла его счастьем. Вот только пикап его увидят у мотеля — повод для сплетен! Ему-то, в конце концов, дела нет, кто что думает. Единственное, что имеет значение, Мэг рядом с ним, они вместе!
Он быстро разделся, аккуратно сложил свои вещи на стул у кровати и тихо лег под одеяло. Осторожно, чтобы не причинить ей боли, просунул руку ей под голову, обнял ее. Опять это чувство полного комфорта, домашнего уюта наполнило все его существо. Она улыбнулась, не открывая глаз.