— А как там дорога? — спросил Хазби.
— Грейдер. Ехать можно, не застрянешь.
— Дождь давно идет?
— Да уж с неделю…
Грейдер, разбитый, ухабистый, весь в лужах, как в оспинах, кончился скоро. Машина, переваливаясь, скрипя рессорами, вошла в глубокую колею проселка. Колеса, буксуя, бросали вверх под крылья, под кузов комья липкого чернозема. Стало заносить на поворотах, дворники размазывали по стеклу грязные брызги. Дорога медленно, полого спускалась в низину.
После спуска начался подъем, и в самом начале его Хазби застрял. Долго буксовал, раскачивая машину, колеса зарывались все глубже, глубже, дико выл и, наконец, заглох мотор, булькала кипящая вода в радиаторе. Хазби выскочил из кабины, со злостью плюнул в деревянный обляпанный борт.
Было тихо, шелестел в траве дождь.
Впереди чернел кузов чьей-то, повернутой почти поперек дороги, машины. Хазби подошел к ней, глянул в кабину. На сидении, поджав ноги в кирзовых сапогах, лежал парень, укрытый телогрейкой. Он поднял голову, насмешливо улыбнулся:
— Готов?
— Готов, — в тон ему ответил Хазби.
— А я уж тут часа два припухаю… Далеко едешь?
— В Алагир.
— Это где ж такие красивые названия городам дают?
— В Осетии.
— А-а… Ну, иди спать, утром посмотрим, что к чему. Сейчас на этот бугор черт не взберется… Меня Кузьмой зовут, а тебя?
— Хазби.
— Ну, будь здоров, Хазби, — сказал он и натянул на голову телогрейку.
Утром дождь кончился, но было пасмурно, сыро. В скучном небе стояли серые невысокие облака. Потом забрезжило чуть на востоке, поднялся легкий ветерок, облака зашевелились, раздвинулись, меж ними сверкнуло солнце. Тоненький луч его пробежал по земле и угас. Но ветер окреп, и облака уходили, освобождая небо.
— Ни тебе села, ни тебе деревни, — сказал Кузьма, когда они умывались в стороне от дороги, у болотца. — Ни тебе хутора паршивого, а жрать-то хочется.
Он был невысокий, коренастый, большеголовый и большерукий. Он фыркал, брызгая водой, пил ее с ладоней, окунал в болотце лицо.
— У меня есть кусок хлеба, — сказал Хазби.
— Ха! — обрадовался Кузьма. — А у меня консерв какой-то завалялся.
Хазби открыл банку складным ножом, и они стали есть кильку в томатном соусе, а хлеб был черствый и припахивал бензином.
— Как у вас там заработки? — спросил Кузьма, двигая челюстями.
— Ничего, жить можно.
— И у нас ничего. А машина у тебя добрая. Мои тоже неплоха, хоть прошла пятьдесят тысяч… Я все думаю на Север податься, посмотреть, как там люди живут. Еще в армии думку держал, да не удалось. А ты не бывал там часом?
— Не пришлось. Собирался когда-то…
— Говорят, шофера там нужны, а о заработках и толковать нечего. У нас в совхозе все по мелочам крутишься, а меня в дальние рейсы тянет. Чтобы тысячи километров, — Кузьма съел последнюю кильку и вздохнул, — разве наешься этим, сейчас бы борща схлебать, горячего, с мясом…
— Солнце греет, — сказал Хазби. — К вечеру просохнет.
— Не-е, — закрутил головой Кузьма. — Не торопись. Я этот бугор знаю. Тут болотисто и сторона теневая, тут до завтра делов не будет.
— Тогда давай спать, — сказал Хазби сумрачно. — Все равно делать нечего.
— Давай, — согласился Кузьма. — Это не повредит.
Они разошлись по машинам и уснули. А солнце стояло в зените, с земли поднимался, колеблясь, легкий, прозрачный пар.
Проснулись они вечером, часов в пять, от голода, от скрипа тележных колес. Мимо ехал мужик на волах, вез яблоки. Волы нехотя переставляли ноги, отмахивались хвостами от слепней, мужик дремал на передке.
— Здорово, дядя, — сказал ему Кузьма.
— Здоров, племянничек, — ответил тот, открыв узкие, в морщинистых веках глаза.
— Далеко собрался?
— А на базар. Завтра воскресенье, добрый будет базар.
— Почем теперь яблоки, дядя? — спросил Кузьма.
— С яблоками теперь одна морока, — уклонился от ответа мужик. — Половину градом побило, половину пацаны пооборвали. Никакого спасу от них нету. Я и кобеля было завел, так они его, паразиты, хлебом приманили и, что ни ночь, шастают по саду…
— Дядь, а дядь, — попросил Кузьма, — дал бы яблочка, что ли…
— А что я довезу, если на дороге начну раздаривать? — спросил мужик.
— Ну, продай, — сказал Хазби, — Какая тебе разница, где продать.
— Так я ж цену не знаю, — хитрил тот. — Так и продешевить недолго.
— Сколько скажешь, столько заплатим, — уговаривал его Хазби.
— Не-е, не буду я продавать, — мужик закрыл глаза и тронул волов. — Кто его знает, какие цены на базаре.