— Он не обидится. Так я подвезу тебя?
— Нет, — сказала Галя. — Я не люблю ездить на мотоцикле. Предпочитаю авто. Пока, Сева, — попрощалась она и ушла. Яков Михайлович долго смотрел ей вслед. Он смотрел в ее сторону, когда она уже скрылась в толпе, а шустрые мальчики стали расходиться.
— Круторебрая дева Галина, — вдруг изрек он с чувством и снова повторил, — круторебрая дева Галина.
Не знаю, почему он сказал это. Что она стройна, каждому видно. Глядя на нее, никак не скажешь, что она с восьми до четырех гнет спину чертежницей в каком-то конструкторском бюро. Все это так. Но я никогда не слышал, чтобы о девушке говорили «круторебрая». Это, конечно, здорово, но мне не понять, зачем ему понадобилось так высказываться. Впрочем, я не очень-то и хотел его понять, потому что он разозлил меня. Вообще-то я незлобливый, а тут мне просто не хотелось на него смотреть.
На моем месте каждый бы разозлился. Вроде бы мы приехали на пляж вместе и, вдруг, вместо того, чтобы искупаться и спокойно вернуться домой, он затеял разговор с Галей. Это не беда: каждый может разговаривать с кем хочет. Но если ты привез человека на пляж — будь добр, отвези его и обратно. И нечего уповать на то, обидится Сева или не обидится. Проще не доводить до этого дело. Даже ради самой крутореброй девушки на свете не стоит бросать на полпути товарища.
Мне это очень не понравилось. Я не говорю уже о том, что мы приехали на моем мотоцикле, за который я выложил двести пятьдесят рублей копейка к копеечке. Просто мне, вдруг, показалось, что никакие мы не товарищи, раз он мог так легко отделаться от меня. Тогда не стоило и возиться со мной — учить меня ездить на мотоцикле. А уж беседовать с нами по вечерам и развлекать нас музыкой было и вовсе ни к чему. Лучше, когда люди раскрываются сразу, а не играют втемную.
Яков Михайлович, словно почувствовав мои мысли, присел рядом на песок и положил руку мне на плечо.
— Хочешь, я устрою тебя в свой институт? — спросил он вдруг. — Заканчивай школу, и я все сделаю, — ему хотелось исправить положение.
Он преподавал в технологическом институте и, конечно, мог протолкнуть меня туда. Это бы ему ничего не составило. Только я не для того перешел в вечернюю школу и стал работать на заводе, чтобы соваться в первый попавшийся вуз. Меня и раньше не очень-то привлекали цеха, корпуса и прочие шумные помещения, а теперь, поработав, я точно знаю, что мне там делать нечего. Я не хочу сказать ничего плохого о ребятах, с которыми работаю, но это не мое место.
Мне нравится быть одному где-нибудь в пустынном месте, идти себе потихоньку и все замечать. Если вокруг тишина и природа, я как-то по-особому могу думать. Иногда это мысли о чем-то отвлеченном, иногда об окружающем, иногда о себе. В детстве я мечтал стать путешественником. Но сейчас это не очень-то принято, поэтому я стану геологом. И будьте уверены, я не пропущу ни одного минерала из тех, что встретятся мне на пути. И не надо тащить меня за уши в институт. Мне бы подогнать немного алгебру, а там меня не остановишь. И я, конечно, подгоню ее. Я не из тех, которые сворачивают с дороги при виде какой-нибудь паршивой лужи.
— Так что, хочешь учиться у нас? — спросил Яков Михайлович.
— Нет, — сказал я. — У меня другие планы.
— Какие?
— Да так, есть кое-что на примете, — мне не хотелось распространяться об этом преждевременно.
Мы помолчали. Яков Михайлович нарисовал на песке человечка, рядом другого. Потом обвел их кругом и стер.
— Как тебе кажется, Сева, — спросил он вдруг, — у меня получится с Галей?
— Не знаю, — ответил я. — Откуда мне знать?
— А как ты думаешь?
— Чего мне об этом думать, сами разбирайтесь, — мне стало не по себе от этого разговора. Я не люблю, когда слишком уж откровенничают. По крайней мере, в таких случаях надо правильно выбирать собеседника. А я не отношусь к тем людям, которым нравится давать советы.
— Странно все складывается, — сказал Яков Михайлович. — С вами она дружна, а меня и знать не хочет.
— Мы ведь выросли вместе, — улыбнулся я. — Чего ей нос перед нами драть?
— Это понятно, — сказал он, задумчиво глядя на меня. — Но я-то все время с вами. Она могла бы и привыкнуть ко мне. Дело тут в чем-то другом…
— Не знаю, — сказал я.
— Пусть я немного старше, но ведь ребята относятся ко мне как к равному… Что ей мешает ко мне так относиться?
— Откуда мне знать? — удивился я. — Спроси у нее.
— Она сама не знает, чего хочет, — сказал он и замолчал.
Я улегся поудобнее на песок, зажмурил глаза от солнца и стал думать обо всем этом. Кое-что стало мне понятно.