нового времени, но и, в самом безусловном и необходимом смысле, должна быть философией Нового бытия. Проект Декарта — Канта — Гегеля «имеет-место-быть».
2. Язык науки
Негативная доктрина «критики метафизики», «захваченная» сущностью метафизики, должна уступить место доктрине философской экспликации «чистого языка науки». «Книга природы написана на языке математики» — основоположение естественнонаучной рефлексии. «Метафизика», собственно говоря, скрывает от нас саму Книгу, называемую нами «Книга природы». Книга, называемая нами «Книга природы», есть то, на основании чего возможна литература меганауки. Чистый язык науки, таким образом, никак не может быть языком отдельной науки математики.
Математика (дескриптивное бессловесное) лишь прокладывает путь чистому языку науки, формирует колею ценностей Книги, известной нам под
именем «Книга природы». Чистый язык науки есть, в самом безусловном и необходимом смысле, чистый язык сам по себе, есть непосредственное определение риторики. Риторика — доктрина философской экспликации «чистого языка науки». «Законы природы» и служат основаниями, имплицитными положениями, формирующими истинность научного суждения; они суть способы актуализации письменности Книги, т. е. письменности самой по себе.
Риторика здесь раскрывается как сфера истинности меганауки. Первичная «книжность» всякой книги, сама сущность категории книги, раскрывается не иначе, как риторика, снимающая категориальность с самой письменности, значащая письменность, как непрерывность времени. Чистый язык науки есть «чистая» риторика, язык мегаунаки, язык реальности — есть «чистый разум».
Язык науки, как всегда устное внутреннее слово мышления, образующее действительную форму мысли, не есть в своей изначальности язык понятий, но есть язык явлений мышления, мыслей, есть непрерывность смысла, именуемая, как именуется предмет, вещь, «риторикой». Так, Деррида «отрицает не интенциональность, референцию или самосознание, но только метафизическое представление, что существует, какого-либо рода непосредственный контакт Я с самим собой или с другим Я, или с его объектами взаимодействия вне царства знаков»5. Сам Деррида ссылается на Ницше, Фрейда и Хайдеггера, хотя и критикует их концепции как явно недостаточные для окончательной деконструкции метафизики: «Я, возможно, привел бы в качестве примера ницшеанскую критику метафизики, критику понятий бытия и знака (знака без наличествующей истины); фрейдовскую критику самоналичия, т.е. критику самосознания, субъекта, самотождественности и самообладания; хайдеггеровскую деструкцию метафизики, онтотеологии, определения бытия, как наличия»6. Деррида стоит на пороге открытия точки изначальной сходимости-расхождения (обладает этой точкой осмысленности в письме) проекта «критики чистого разума» Декарта — Канта — Гегеля и проекта «критики чистого разума» Маркса — Ницше — Фрейда; Деррида, с одной стороны завершает срединный путь проекта «критики чистого разума» Гуссерля — Хайдеггера — Дерриды, с другой стороны, предраскрывает тайну человеческого сознания, говоря, что оно, сознание, есть последовательный, окончательный, самозамкнутый солиптизм.
«Чистый разум» существует, эксплицируется, и есть не что иное, как солиптизм, абсолютная система абсолютного солиптизма. Программа дефеноменологизации вызревает из деконструктивизма непосредственно, как
вдруг оживает в горах ледник и начинает двигаться в неожиданное для всех, кроме него самого, время. Внутри «целостного человека», таким образом, расположена машина, некоторая техногенная, технопроизводящая сущность солиптизма. Невероятна плотность солиптического ядра сознания, в качестве мифа о которой можно рассматривать астрофизические штудии о «черных дырах», местах с абсолютными значениями гравитации.
Солиптизм как естественная система сознания до сих пор не был открыт потому, что его поверхность имеет вид ленты Мёбиуса, т. е. движение по этой поверхности в акте всякого восприятия будет всегда движением в одной плоскости, в то время как происходит действительное движение, все движение во всех формах в целом.
Человек есть прежде всего естественный философ-солиптист, если давать второе определение человека после Аристотеля, вторую сущность определения Аристотеля, сущность политического, расположенного на поверхности животного.
Рассудок — это и есть машина солиптизма, или сущностный зрительный нерв философии Канта. Сам рассудок всегда уже имеет дело только с самим собой.
Слово выводит рассудок за собственные его пределы, образуя сферу мышления, абсолютно закрытую от рассудка. Риторика — то самое «царство божие», которое единственно «не от мира» солиптизма. Солиптизм интегрирует в себя действительность, реальность изначально, продуктом чего является всегда знак как множество знаков, но никогда не слово как множество слов. Понятие располагается, двигается по поверхности знака, образуя значение, как результат движения понятия, но ему не подняться в царство риторики на крыльях «логоса», не преодолеть солиптизм. Символизм также не способен преодолеть солиптизм, будучи его продуктом. Как происходит мышление внутри абсолютной плотности рассудка — вот центральная проблема, центральный эксперимент, перед которым остановилась современная наука. Постановка вопроса о языке науке как основании истинности научных суждений (теорий, экспериментов, устройств) есть вопрос о теории солиптизма. Теория солиптизма может быть раскрыта только с точки зрения риторики. Речь прежде всего идет о форме слова — в самом безусловном и необходимом смысле, о формуле слова, которая покоится, пребывает над рассудком. Формула слова скрывается за известным из истории философии проектом логического богодоказательства. Логоцентризм изначально преодолен самим фактом образования непосредственности человеческого рассудка как формы солиптизма, иначе бы еще «безвидный дух носился над пустой землей».
3. Число
Деррида критикует учение о «смысле бытия вообще как наличия со всеми подопределениями, которые зависят от этой общей формы и которые организуют в ней свою систему и свою историческую связь (наличие-соответствие вещи взгляду на нее как на eidos, наличие как субстанция (сущность), существование (ousia), временное наличие, как точка (stigme) данного мгновения или момента (non), наличие соgitо самому себе, своему сознанию, своей субъективности, соналичие другого и себя, интерсубъективность как интенциональный феномен эго)»7. «Феноменологическая редукция» самой феноменологии схватывает первичный акт солиптизма как число. Самоочевидность как свойство человеческого рассудка может и должна быть радикально переосмыслена в теории солиптизма. Элементом, единицей, и, одновременно, субстанцией рассудка, формой мысли внутри рассудка, основанием и средством риторики рассудка является число. Собственно говоря, то, что является единицей рассудка, не может быть ни чем иным, кроме, как единицей самой по себе. Число есть объект теории солиптизма, техническая, технопроизводящая и техногенная сущность машины солиптизма. Рассудок, с другой стороны (но в той же плоскости), сообразно ленте Мёбиуса, есть «маленький человек», образ русской литературы, который всегда есть «часть человека», как это видно у Гоголя в повестях «Нос», «Шинель». Число есть, в самом безусловном и необходимом смысле, «то, чт. е. », «Это», само слово «есть». Человек (рассудок) числит, исчисляет, вычисляет — когда мыслит, осмысливает, сознает. Таково человеческое измерение риторики — чистое исчисление, исчисление само по себе.