К этому моменту Хатч понимал, что всем уже безразлично, куда ведет тропа, и они пойдут по ней даже на север, лишь из-за одной возможности идти наконец прямо. Даже если эта тропа вела на восток или еще дальше на запад, а не на юг, лес впервые нарушил монотонность их путешествия. Позднее Хатч смог бы точно разобраться, где они находятся, выбрать южное направление и попытаться компенсировать отклонение от курса, до сих пор навязываемое лесом.
Кто-то был здесь до них, и эта тропа наводила на мысль, что этот кто-то шел по ней туда, куда стоило идти. Подальше из этой темной, душащей глуши.
Тропа привела к дому.
Их рюкзаки промокли насквозь. Вода ручьями стекала с курток, пропитывая брюки. Джинсы Фила намокли и почернели. Еще в Курине Хатч сказал ему не надевать джинсы на случай дождя. С манжет рукавов на исцарапанные, покрасневшие руки стекала дождевая вода. И нельзя было сказать, она ли это, накопившись, просочилась в их толстовки и белье, одетые под куртками «Гортэкс», или это взмокли от пота их разгоряченные тела. Все были грязные, промокшие, измотанные, и ни у кого не хватало наглости спросить Хатча, где в лесу можно разбить палатку. Но эта мысль была у всех на уме, и он знал это. По обоим сторонам тропы был подлесок, высотой по пояс. Страх у Хатча уже начал сменяться паникой, вызвав в животе неприятное, знакомое с детства ощущение. Его пронзило осознание того факта, что он совершил какую-то страшную ошибку, подвергающую опасности жизни трех его друзей. И тут они наткнулись на дом.
Темное, осевшее здание притулилось в задней части лужайки, густо поросшей сорняком и крапивой. Со всех сторон его окружала стена непроходимого леса.
— Там никого нет. Давайте зайдем, — сказал Фил хриплым от астмы голосом.
5
— Мы не можем просто так вломиться, — сказал Люк.
Фил хлопнул Люка по плечу, проходя мимо. — Можешь взять себе палатку, приятель. А я заночую здесь.
Но Фил не сделал по лужайке и пары шагов. Из-за какого-то инстинкта остальные трое не решились догонять Фила, и тот, в конце концов, со вздохом остановился.
Они видели сотни подобных Stugas (дом — шведск.) во время их железнодорожного путешествия из Моры на север, через Галливаре, в Джокмок. Все окраины городов северной Швеции были застроены десятками тысяч этих простых деревянных домов. Исконные жилища сельских жителей, до их переселения в города в течение прошлого столетия. Люк знал, что шведские семьи отдыхают в таких долгими летними месяцами, так сказать, возобновляют связь с землей. Вторые дома — народная традиция. Но только не этот.
У него не было ярко красных, желтых, белых или пастельного цвета стен, которые они привыкли видеть у тех сказочных домиков. Не было ни аккуратного белого забора, ни ровно подстриженной лужайки. В нем не было ничего милого, причудливого или уютного. Никаких острых прямых уголков, ни аккуратных окошек на двух его этажах. Там, где должна была быть симметричность, был перекос. Плитка местами отвалилась. Вздувшиеся и почерневшие словно от пожара стены давно не видели ремонта. Доски у фундамента отошли. Окна, некогда запертые на зиму, не открывались уже несколько лет. Казалось, ничто в нем не ловило и не отражало водянистый свет, падавший на поляну, и что-то подсказывало Люку, что внутри этот дом такой же сырой и холодный как и сумрачный лес, в котором они заблудились.
— Что дальше, Хатч? — Дом высунул из блестящего оранжевого капюшона круглое, напряженное от недовольства лицо, хлопая глазами. — Какие будут мысли?
Хатч прищурил бледно-зеленые, с длинными черными ресницами, слишком красивые для мужчины, глаза. Глубоко вздохнул, но даже не посмотрел на Дома. Он заговорил, будто не слыша своего друга. — Дымоход есть. На вид вполне рабочий. Мы сможем развести огонь и быстро согреемся.
Хатч подошел к небольшому крыльцу, пристроенному к двери, такой черной, что она буквально сливалась с передней стеной дома.
— Хатч, я не знаю. Давай не будем, — сказал Люк. Ни дом, не идея проникновения в него ему не нравилась. — Давайте пойдем дальше. До восьми еще будет светло. У нас есть еще час, и за это время мы сможем выбраться из леса.
Люк почти физически ощущал исходящее от Дома и Фила напряжение. Фил быстро развернулся, шелестя мокрым синим «Гортэксом». Его рыхлое лицо было багрового цвета. — Да что с тобой такое, Люк? Хочешь вернуться? Не будь тупицей!
Тут присоединился Дом. Когда он открыл рот, капля слюны попала на щеку Люка. — Я не могу больше идти. У тебя то все в порядке, твое колено не размером же с мяч для регби. Это из-за тебя мы вляпались в это дерьмо.