В таких случаях могут помочь спички: поджигаешь траву под ногами, и пламя очищает для тебя пятачок выжженной земли, покрытой пеплом. После этого достаточно лечь на землю и уткнуться лицом в мокрую тряпку. Но так как у меня не было ни спичек, ни воды, я помчался к деревьям, надеясь найти убежище в их кронах.
Одновременно со мной от пожара спасался табун диких лошадей. Вожак вел его прямо на меня, очевидно собираясь прорваться к реке. По моим следам мчалась полусотня разгоряченных коней, и я быстро сообразил, что если не сверну или не доберусь первым до спасительного дерева, меня вдавят в почву копытами.
И я рванул что есть мочи, невзирая на груз амуниции и едкий дым, от которого слезились глаза и першило в горле. Я бежал очень быстро, так, как никогда до этого не бегал, но эти «мустанги» имели по четыре ноги, приспособленные исключительно для бега, и очень развитую сердечно-сосудистую систему, которую не так легко, как человеческую, вывести из строя. Расстояние между нами быстро сокращалось. Я чувствовал, как вибрирует почва от их галопа.
Кашель не давал дышать, клубы дыма застилали глаза, и я даже не мог разглядеть, сколько метров осталось до дерева. К тому же, споткнувшись, я разбил большой палец левой ступни, а под ногами, как назло, попадалось все больше колючек.
Но зато я сумел оглянуться и, узрев взмыленные морды лошадей, позабыл про все невзгоды. Слова Варьи подтверждались: страх действительно придает силы, да еще и какие! Теперь я бежал, едва касаясь земли; мои ноги мелькали так часто, словно спицы в велосипедном колесе.
Довольно трудно передать ощущения, которые испытываешь в момент, когда твое тело сжигает калории, точно паровозная топка, а мозг оглушен потоками сильнодействующих гормонов. По-моему, сознание в такие минуты вообще не работает. Я помню, что вожак смрадно дышал мне в спину и, кажется, дал пинка копытом. Вероятно, это длилось десятую долю секунды, но для меня растянулось на вечность.
А потом клочья дыма рассеялись, и над моей головой появилась благословенная ветвь ясеня. Впрочем, может, я ошибаюсь, и это был не ясень, а, скажем, дуб. Но чувство, которое я испытал, созерцая эту ветвь, несомненно было самым сильным положительным переживанием за всю мою предыдущую жизнь.
Я подпрыгнул, легко ухватился за эту ветвь, хотя она, возможно, находилась на высоте более трех метров. Подтянув ноги, я зацепился за нее всеми конечностями и дальше пребывал в своеобразном ступоре, наблюдая, как подо мной гнедой лавиной проносятся потные спины спасающихся лошадей.
Я склонен считать, что ветвь была сухой. Свежая, такого же диаметра, скорее всего, выдержала бы меня. А эта предательски затрещала и сломалась. Я почувствовал, что лечу вниз. Разжав руки, я выпустил бесполезный обломок надежды на спасение и приготовился к смерти.
Сознание покинуло меня, но хватательный рефлекс был на месте, и очнулся я уже на спине одной из старых кобыл, несшихся позади других. У нее почти не было гривы, поэтому я вынужден был судорожно обхватить ее за шею. Мое нежданное хиловатое такси только всхрапнуло, не реагируя на неожиданную тяжесть, навалившуюся на круп сверху. Кобыла легко могла бы избавиться от меня, но близкий огонь и густой горячий дым беспокоили ее гораздо сильнее, и она была занята решением другой задачи. Обернувшись, я с оттенком мистического страха отметил, что деревья, на которые я возлагал такие надежды, объяты огнем. Оказывается, мне несказанно повезло. Не рухни я на спину этой кляче, сейчас уже начал бы румяниться, превращаясь в аппетитную копченость. Сгореть, я думаю, не сгорел бы, но получил бы такие ожоги, с которыми без медицинской помощи и в живых едва ли остался бы надолго, не говоря уже о том, что дальнейшее движение к цели было бы бессмысленной агонией обреченного.
Я так надышался дымом, что меня начало тошнить, причем, синхронизируя свои усилия с движениями лошади, я добился в этом некоторых тактических успехов. Верхом, подскакивая на костлявом хребте кобылки, этот незамысловатый физиологический акт тяжело было выполнить не запачкавшись. Честно признаться, это была моя первая верховая прогулка, но то, что я смог удержаться без седла, узды и стремян, страдая к тому же от рвоты, свидетельствует о том, что во мне таились способности выдающегося жокея.
Когда мне полегчало и я оглянулся еще раз, тихая радость наполнила мою душу: пожар перемещался дальше к востоку, ветер гнал огонь прочь от реки, серебрящаяся гладь которой находилась теперь совсем рядом. Свершилось чудо. Я спасся.
Лошадь, безропотно сносившая мои выходки во время бегства, теперь вспомнила обо мне и, взбрыкнув задом, сбросила меня вниз. Кувыркнувшись через голову и пару раз перекатившись по земле, я поднял чугунную от дыма голову. Кони пили воду из реки. Быстрое течение омывало их натруженные ноги. Мелкое неширокое русло вспенивалось, огибая голыши, которыми был усыпан берег. Чувствуя себя копченой рыбой, я встал и встряхнулся. В голове гудело. Потом я понял, что шумит вода, падающая вниз с высоты плато. Водопад был теперь совсем рядом.