…Сегодня за стойкой дежурил племенной жеребец Акоп, дальний родственник Монтесумы, выписанный из Еревана. Я заказала мартини со льдом и несколько минут в тупом недоумении взирала на толпу распаренных баб, сдирающих плавки с очередного культуриста.
— Каринэ здесь? — спросила я у Акопа, допив свой мартини.
Акоп кивнул и приветливо ощерился, обнажив безупречные, отполированные виноградной лозой зубы.
— Позвать?
— Будь любезен.
Он протянул мне еще одну порцию мартини (за счет заведения) и нажал на кнопку.
Монтесума появилась через три минуты и — так же, как и Наденька, не сразу узнала меня. Хороший знак.
Мы расцеловались, и она потащила меня к себе в кабинет. Образцово-показательный кабинет в урбанистическом стиле, над дверями которого можно было бы смело повесить плакат: «ЖЕНЩИНЫ! БЕРИТЕСЬ НЕ ЗА ЧЛЕН, А ЗА УМ. И ВСЁ У ВАС ПОЛУЧИТСЯ!»
Монтесума усадила меня в кресло и устроилась напротив со стаканом минералки в руках.
— Ты наконец-то это бросила, — удовлетворенно сказала она, ощупав меня с ног до головы. — Бросила или нет?
— Почти.
— Хочешь поработать на меня? Больших денег не обещаю… Поначалу.
Она предложила мне работу впервые. Забавно.
— Боюсь, ничего не выйдет, — я постучала себя по лбу и развела руками. — Для мебельного производства я не гожусь. Мозги не из того материала. Стружка-с. ДСП. А в «Бронепоезде» у тебя одни мальчики.
— Ну, насчет мозгов я бы не торопилась. Слушай, а эта стрижка тебе идет. Сама додумалась?
— Сама.
— Мои поздравления… Как Стас? Не подох еще? Монтесума ненавидела Стасевича так, как только может ненавидеть сутенера шлюха, вырвавшаяся из-под его опеки. Ненавидела искренне, яростно и восторженно.
— Подох, — честно призналась я, и Монтесума рассмеялась бархатным восточным смехом: она оценила шутку.
— Вот видишь, для тебя он тоже умер. Это радует. Ну так что, будем подписывать контракт?
— Не сейчас… У меня маленькая проблема, Монти.
— Сколько? — Каринэ Суреновна действительно стала деловой женщиной.
— Дело не в деньгах, а в обстоятельствах. Ты мудрая баба и наверняка что-нибудь мне посоветуешь.
— Попытаюсь.
— Собственно, это даже не моя проблема, — я тут же дала задний ход. — Это проблема одной моей — приятельницы.
— Она работает на Стаса? — Монтесума видела меня насквозь.
— В некотором роде. Так вот, с ней случилась большая неприятность. Один ее клиент… — Я набрала в легкие воздуха, вытянула руки по швам и сиганула в бездну:
— Один ее клиент заснул и не проснулся.
— Остановка сердца?
— Можно сказать и так. Ему воткнули нож в грудь.
— А куда же смотрела твоя приятельница? — Монтесума раздула ноздри.
— В противоположную сторону. Она любит спать на правом боку.
— То есть ты хочешь сказать, что она легла в койку с любовником, а проснулась с трупом?
— Ну да! Все видели, как они… — Я перевела дыхание. — Приятельница и ее клиент… Как они входили в номер. Все видели, как она оттуда выходила. Уже одна.
— А труп остался лежать?
— Ну, не могла же она унести его в ридикюле, правда? И в карман он не влезал… Словом, теперь девчонка подозревается в убийстве.
Монтесума откинулась на спинку кресла и опустила ресницы.
— На ее месте я наняла бы себе хорошего адвоката, — сказала наконец она. — Или унесла бы ноги из страны. Куда подальше и пока не поздно.
— Исключено, — я грустно качнула подбородком.
— А башка у нее варит? — цинично спросила Монтесума. — Если варит — пусть найдет себе лоха из ментов. Убедит в своей невиновности… Подмахнет получше, если так уж необходимо.
— Зачем?
— А ты не понимаешь? Чтобы перестать считаться убийцей, нужно найти того, кто действительно убил, — Монтесума наставительно подняла палец. — А вообще, пришли ее ко мне, ненавижу истории из третьих рук…
— Отлично, — резюмировала я, хотя ничего отличного в этом не было. — Я передам ей…
Выбросив из кресла свое точеное тело, Монтесума подошла к противоположной от нас стене и аккуратно приподняла шторку, задекорированную под гобелен. За шторкой открылось окошко в зал (я догадывалась, что из зала окошко смотрится самым невинным зеркалом).
— Мое новое приобретение, — надменно сказала Монтесума, кивнув подбородком в сторону того самого стриптизера-культуриста, которого осаждала толпа бабцов. За бесстыжие плавки стриптизера были.заткнуты купюры.
— Очень миленький, — только и смогла выговорить я.
— Знаешь, где они у меня? Вот здесь, — она сжала кулак. — По струнке ходят. Я с них по три шкуры сдираю. Думаю открыть небольшой бордельеро. Для богатых клиенток. Хочешь этим заняться? У тебя получится.
Я разинула варежку. Бедняга Монтесума-Чоколатль! Несколько лет, проведенных в вольере у Стасевича, сделали ее мужененавистницей. Я нисколько не удивлюсь, если узнаю, что Монтесума сечет своих культуристиков розгами. И заставляет хором скандировать лозунг «Все мужчины — козлы!».
— Так как? Возьмешься?
— Нужно подумать… — Чем я точно никогда не буду заниматься в жизни, так это организацией «бордельеро»!
— Подумай. Может, хочешь какого-нибудь мальчика?
— Что, прямо сейчас?
Монтесума расхохоталась.
— Конечно. Есть великолепные экземпляры, выполняют любые фантазии, даже самые запредельные. Тебе это ничего не будет стоить. Все расходы за счет заведения.
— Не сегодня, Монти. Не то настроение…
— Ну, смотри…
…Через полчаса Монтесума укатила домой, а я осталась в кабаке — предаваться горестным мыслям о своей горестной судьбе. Возможно, я допустила ошибку, не открывшись Монтесуме до конца. Я не учла, что почти всемогущая Каринэ Суреновна всегда примет сторону женщины, что бы эта женщина ни совершила. Ради торжества женщины над мужчиной Монтесума готова лжесвидетельствовать, врать, путать следы и идти на любой риск. А тащить за собой еще и ее мне не хотелось. Я слишком нежно относилась к ней.