Девушка не ложилась допоздна; только безысходно скрючившись на кровати, она вспомнила, что у нее есть халцедон удачи. Протянув руку, бедняжка взяла с тумбочки камень и переложила его под подушку.
Прогуливаясь мимо их дома, Порция задержалась, заметив, что Кэсси с матерью грузят вещи в машину.
- Вы уже домой едете? - спросила она.
Кэсси как раз пыталась впихнуть в багажник безразмерную хозяйственную сумку. Она вдруг четко осознала: приятельница не должна знать, что они остаются в Новой Англии. Девушка не вынесет, если вдобавок ко всему эта претенциозная девица прознает о ее несчастье - тогда мерзкая снобка окончательно почувствует себя победительницей.
В результате, когда героиня вытащила голову из глубин багажника, на лице ее сияла одна из самых радужных улыбок:
- Да, - ответила девушка, бросив беглый взгляд в сторону матери, занятой утрамбовкой вещей на заднем сиденье автомобиля.
- По-моему, вы собирались уезжать в конце следующей недели.
- Мы передумали, - девочка взглянула в карие очи Порции и ужаснулась, увидев, какие они холодные и страшные. - Не потому, что не понравилось. Было здорово, - как-то глуповато и скомканно добавила она.
Порция смахнула со лба прядь желтых волос.
- Думаю, тебе лучше держаться подальше от восточного побережья, - процедила она. - Мы здесь лгунов не любим.
Кэсси не ожидала такого поворота; щеки залились краской.
«Значит, они поняли, что я наврала на пляже».
Казалось бы, наконец-то настал момент для одного из бесчисленных разгромно-искрометных комментариев, сочиняемых ею тоскливыми кейпкодовскими вечерами, но она опять не смогла выдавить из себя ни словечка, лишь покрепче сжала губы.
- Хорошего путешествия, - пожелала на прощание вежливая, но несносная местная обитательница, смерив пропащую мечтательницу, будем надеяться, последним из своих холодных взглядов, и отвернулась.
- Порция! - горючая смесь напряжения, смущения и злости делала общение с бывшей знакомой почти невыносимым, но спросить было необходимо, ведь другого шанса не представится. - Подожди, можешь мне одну вещь сказать?
- Какую?
- Сейчас уже, конечно, не важно… мне просто интересно… я подумала… вдруг ты знаешь, как его зовут.
- Кого?
Кэсси почувствовала, как новая порция крови прилила к и без того пунцовым щекам, но продолжала упорствовать.
- Ну, того рыжего парня. Которого мы на пляже видели.
В карих глазах ничто не дрогнуло, они смотрели прямо на Кэсси, зрачки сжались до крошечных точек. В этих глазах девушка прочитала: «Оставь надежду всяк сюда входящий…»
И не ошиблась.
- Какого еще рыжего парня? - бесстрастным голосом отчеканила Порция, демонстративно развернулась на каблуках и удалилась.
На этот раз Кэсси ее не останавливала.
Много зелени - вот что бросалось в глаза по дороге на север. По обеим сторонам от шоссе рос лес: в Калифорнии за такими гигантами пришлось бы в национальный парк ехать…
- Это сахарные клены, - откликнулась мать с преувеличенной жизнерадостностью, увидев, что Кэсси вроде бы заинтересовалась группой особенно изящных деревьев за окном. - А те, что пониже, - красные клены. Ты даже представить себе не можешь, какими они становятся осенью! Не просто красными, ослепительно красными, как закат. Ты увидишь, это бешеная красотища!
Кэсси молчала; ей было наплевать на любые, пусть и очень красивые, здешние деревья летом, осенью и в прочие времена года, потому что ей вообще не хотелось здесь находиться.
Они миновали Бостон и направились по побережью на север - «извините-простите, на север по северному берегу», - поправилась Кэсси с остервенением.
Мимо проплывали причудливые городки, причалы, скалистые пляжи; девушка подозревала, что мать специально везет ее живописным маршрутом. Это тоже бесило; почему нельзя просто доехать и покончить с этим раз и навсегда?!
- А покороче нет дороги? - спросила она, открыв бардачок и достав карту, которой их предусмотрительно снабдила прокатная компания. - Мы можем поехать по первому шоссе… или по девяносто пятому.
Мать смотрела вперед.
- Я давно здесь не ездила, знаю только этот путь.
- Если здесь уйти на Салем… - Кэсси проследила взглядом, как они благополучно миновали нужный съезд, и сказала: - Ладно, Бог с ним.
Во всем Массачусетсе, пожалуй, только Салем вызывал ее живой интерес. Мрачная история этого местечка чертовски соответствовала ее настроению.
- Они же здесь, вроде бы, ведьм сжигали? А Нью-Салем так назван в честь этого Салема? Там тоже сжигали? - спросила дочь.
- Никто никого не сжигал. Их повесили. И ведьм среди них не было. Просто невинные люди, которым случайно не повезло с соседями, - мать говорила устало, но терпеливо. - Поселения времен колонизации часто называли Салемом. В честь Иерусалима.
Карта плыла перед глазами Кэсси.
- Где же этот город? Я его не вижу.
Ответу предшествовала короткая пауза.
- Это маленький городок, его довольно часто не указывают на картах. Он находится на острове.
- На острове?!
- Не волнуйся. К нему ведет мост.
Теперь у Кэсси появились новые темы для треволнений:
«Остров? Какой-то бред, я буду жить на острове, в городе, которого даже на карте нет».
Указателя перед поворотом на Нью-Салем тоже не было. Но миссис Блейк уверенно повернула руль, машина переехала мост, и они оказались на острове. Кэсси ожидала, что городок будет крошечным, и приободрилась, когда он оказался вполне приемлемого размера. Помимо туристических лавок, скучковавшихся там, где, вероятно, располагался так называемый центр, здесь имелись и обычные магазины. В свои кофейно-пончиковые хоромы заманивал «Dunkin' Donuts [6] «- плакат над «International House of Pancakes [7] «возвещал о скором официальном открытии. Перед означенным заведением танцевало нечто, наряженное гигантским блином.
Кэсси потихонечку легчало: там, где есть танцующий блин, есть и жизнь.
Однако вскоре мать свернула; дорога шла вверх и с каждым футом становилась все пустыннее, оставляя «огни большого города» позади. «Наверное, мы едем к краю утеса», - догадалась Кэсси. Солнце вспыхивало красным в окнах домов на вершине. Девушка внимательно следила за их приближением - сначала с беспокойством, затем с тревогой, и, наконец, с тошнотворным ужасом.
Дома были старые. Очень старые и не миленько-антикварные, а доисторические. И, хотя отдельные строения казались свежеотреставрированными, остальные выглядели так, будто в любую минуту готовы обрушиться и задавить случайных прохожих.
«Ну умоляю, пусть этот дом окажется нашим!» - упрашивала Кэсси не пойми кого, концентрируя всю волю и желание на хорошеньком желтом доме с башенками и эркерами.
Но мать проехала мимо, не снижая скорости. Потом мимо следующего, и мимо следующего за следующим, и так до бесконечности.
Наконец остался всего один дом - последний дом на утесе. К нему и направлялась машина. С каждым ярдом ощущения Кэсси становились все более тягостными. Формой развалюха напоминала плотненькую перевернутую букву Т: одно крыло выходило на дорогу, другое просто оттопыривалось назад. Поскольку подъехали они именно сзади, сразу обнаружилось, что это крыло отличается от переднего, как собака от попугая. У него была крутая крыша и мелкие асимметрично разбросанные окна с ромбовидными стеклами. Эту часть дома даже не потрудились покрасить, просто обшили досками, теперь уже серыми и трухлявыми.
Переднее крыло красили, но один раз и давно, остатки былой роскоши облезали полосками. Две имеющиеся трубы не внушали доверия, казалось, они вот-вот развалятся, да и вся шиферная крыша будто бы прогнулась под тяжестью времен. Окна переднего крыла смотрелись менее одиозно, но тряпки, воды и мыла они тоже не видывали уже несколько столетий.
В молчании Кэсси уставилась на дом: она в жизни не видела более удручающего зрелища. «Это не он!»
- Вот, - произнесла мать все с той же нарочитой веселостью, сворачивая на гравиевую дорожку, - дом, в котором я выросла. Мы приехали.
Кэсси оцепенела. Пузырь ужаса, гнева и обиды в тайниках души раздулся до громадных размеров, и девушке показалось, что он сейчас лопнет.