– Молодой человек! Вы переходите грани дозволенного! – громогласно возмутился Васин.
Гимназист вновь сжался, втянул шею и отступил к двери.
– Но… но я… я просто… – мямлил он что-то бессвязное в своё оправдание.
– Во-он!!! – заорал Васин.
И гимназист бросился прочь из аудитории.
Разочарованию не было предела. Васин только обрадовался, что кому-то так же интересны первобытные племена, как и ему, но всё оказалось вульгарно и пошло. Нечто глубокое задел в его душе гимназист и долго ещё вспоминался. Уже на пароходе Васин охотно делился своим возмущением с матросами и офицерами, но ни у кого не находил понимание. Лишь на широте озера Виктория услышал он то, что расставило всё на свои места.
В один из тех живописных африканских вечеров, от которых захватывает дух вне зависимости от того, сколько раз его видел, Васин отправился на прогулку по палубе и встретил мичмана Андрусева. Крепкого, дочерна загорелого моряка, слывшего среди побратимов под прозвищем «Котик». Странное для обитателя суши имя Андрусев приобрёл благодаря прямым длинным усам, что давало сходство с крикливым морским животным. Поговаривали, что такими усами он обзавёлся ещё в детстве и с тех пор без них его никто не видел, но здесь побратимы скорее всего безбожно врали. Впрочем никаких других сплетен про Андрусева не ходило, потому как человеком он был хоть и замкнутым, но исключительно уважаемым.
Андрусев с трубкой устроился на перекур, устремил задумчивый взгляд в бесконечную даль и только выпустил первое кольцо дыма, как рядом пристроился Васин. Они долго молчали, словно могли спугнуть и без того скоротечный закат, а когда стемнело и небо украсила россыпь ярких, мерцающих звёзд, Васин заговорил:
– И всё-таки мне это не понятно. – заявил он так, будто продолжал недавно прерванный разговор. – Как же это? Я им рассказываю о вещах, которые они никогда не увидят. Вот здесь, например! – Васин махнул в сторону материка. – Есть одно племя, где вся верхушка это женщины от тринадцати до тридцати лет.
– Хм… – многозначительно озвучил свою позицию Андрусев.
– Ну, да я не об этом. Видите ли, не понимаю я, как при таком разнообразии они могут так плоско мыслить? Ничего их, кроме пошлости, не интересует. Считают, что могут многое, что могут перевернуть мир, но охотнее всего спотыкаются и стремглав катятся к самой презрительной низменности. Как же это омерзительно, милостивый государь, если бы вы только знали.
– Трусы. – кратко подытожил Андрусев.
– Ну, почему же сразу трусы? Они ведь чуть что, так сразу в драку лезут. О, нет, смелости им не занимать. Тут что-то другое.
– Они боятся увидеть, насколько велик мир. Поэтому и трусы.
Андрусев вытряхнул прогоревший табак из трубки, встал и удалился, раскачиваясь вместе с кораблём. А Васин так и остался сидеть, поражённый столь простым, но точным ответом.
Вскоре пароход причалил в Кейптауне и Васин сошёл на берег. Неделю он провёл компании двух знакомых буров, после чего направился в Гвинею, два дня погостил у старого приятеля Миклухо-Маклая, а затем погрузился на яхту и дал начало экспедиции.
Климат Полинезии был чем южнее, тем мягче, жара становилась всё более сносной, а солнце не таким белым, как на экваторе.
Васин всё реже вспоминал о неприятном разговоре в петербургской аудитории, а затем и вовсе забыл, когда появились первые объекты для исследований. Встреченные племена не обладали особой уникальностью, но всё же несколько ценных наблюдений Васин сделал.
Уже к середине путешествия стала заметна связь между ними, которая вполне могла быть вызвана развитым морским сообщением. Заключалась она в легендах о появлении племён архипелага. Все они отсылали к Великому Духу острова Наори. Он был настолько суров и беспощаден, что позволял жить рядом с собой лишь тем, кто способен доказать свою храбрость. Его испытание несло смертельную опасность и многие в страхе за свои жизни покидали остров. С тех пор возвращение на Наори стало непреложным табу, а предания о нём рассказывались по любому поводу и даже без него.
– Поразительно! – воскликнул Васин, когда впервые услышал про остров Наори и Великого Духа.
– Что так развеселило тебя, белый человек? – удивился старейшина. Он, как и все прочие племена архипелага, разговаривал на том диалекте языка маори, который Васин прекрасно знал.
– Многое я слышал и многое видел, но такого ещё не встречал. Обычно народы берут своё начало в великих подвигах и битвах, а то и от духов.
– Да, может это и не то, чем можно гордиться. – ответил старейшина. – Но предки хотели, чтобы мы об этом помнили, а значит нет причин говорить об этом шепотом. Предки были мудры.