Проявления такта в практике работы лица часто основываются на негласном соглашении вести дела на языке намеков — языке недомолвок, двусмысленностей, продуманных пауз, изящно сформулированных шуток и т. п.[32] Относительно такого неформального общения существует правило: посылающий сигнал не должен вести себя так, словно официально передает информацию, на которую намекает; а получатели сообщения вправе вести себя так, словно они формально его и не получали. Таким образом, то, что сообщается посредством намеков, можно отрицать; его не обязательно замечать. Этим обеспечиваются средства, с помощью которых человек может быть предупрежден, что его текущее поведение или положение чревато потерей лица; при этом, однако, само предостережение не превращается в инцидент.
Другая форма негласной взаимопомощи, которая, похоже, широко распространена во многих обществах, — это обоюдное самоуничижение. Зачастую человек не имеет ясного представления, каково было бы приемлемое и справедливое распределение оценок в данной ситуации, поэтому он добровольно принижает себя и одновременно превозносит других, в обоих случаях без риска вынося суждения, выходящие за рамки того, что с очевидностью можно признать справедливым. Благоприятные суждения о себе он принимает со стороны других, неблагоприятные — высказывает сам. Этот метод, разумеется, срабатывает, поскольку в своем самоуничижении человек может рассчитывать, что его похвалят другие. Какое бы распределение любезностей ни установилось в итоге, всем участникам изначально дается шанс показать, что они не сосредоточены всецело на своих желаниях и ожиданиях, что в самооценке они довольно скромны и что от них можно ожидать поддержки в соблюдении ритуального порядка. Негативные сделки, в которых каждый участник старается создать для другой стороны более выгодные условия, — еще одна форма взаимопомощи и обмена, распространенная в сфере личного общения, пожалуй, даже шире, чем в экономике.
Выполнение индивидом работы лица, к которой добавляется молчаливое согласие помогать другим в их аналогичной работе, демонстрирует его готовность считаться с основными правилами социального взаимодействия. В этом состоит критерий его социализации как участника взаимодействия. Если бы сам человек и окружающие не усвоили этих социальных умений, то в большинстве ситуаций общение было бы гораздо более чревато рискованными последствиями для их чувств и лиц. Человек не считал бы нужным ориентироваться на символически сообщаемые ему оценки социального достоинства или владеть своими чувствами, то есть чувствительность к ритуальной стороне взаимодействия казалась бы ему непрактичной. В этом случае, могу предположить, общение не могло бы быть организовано так, как это бывает в действительности. Неудивительно, что человек, не вызывающий доверия как умелый исполнитель в игре сохранения лица, всегда порождает затруднения в общении.
До сих пор я имплицитно использовал двойственное определение понятия Я (self): Я как образ, складывающийся из мозаики экспрессивных значений всего потока происходящих в ходе контакта событий, и Я как своего рода игрок в ритуальной игре, который может вести себя достойно или недостойно, дипломатично или недипломатично в зависимости от оцениваемых им условий ситуации. Действует двойной стандарт. Считаясь объектами священными и неприкосновенными, люди, тем не менее, подвергаются пренебрежительным выходкам, так сказать, профанации. Поэтому как участники ритуальной игры они вынуждены вступать в своего рода поединки и, лишь дождавшись, когда ряд выстрелов пройдет мимо цели, могут снова обменяться рукопожатиями с противником. Различение двух Я подобно различению между функцией руки, перемещающей карты, и способностями игрока, которому она принадлежит. Такое различение всегда надо иметь в виду, даже в случае, когда заработанная однажды репутация хорошего или плохого игрока стала частью лица человека, которое ему впоследствии приходится поддерживать.
32
Важные комментарии о некоторых структурных ролях, исполняемых при неформальном общении, можно найти в рассуждении об иронии и поддразнивании в статье: