Последним из аспектов самообладания можно считать сценическую уверенность — способность выдерживать без смущения, стеснения, замешательства или паники появление перед большой аудиторией. За этим стоит особый тип самообладания, близкий тому, который необходимо иметь под взглядами других людей во время исполнения уязвимой роли. Интересные вариации встречаются в мире тайных агентов, сыщиков и преступников, где может требоваться «действовать естественно» перед опасной аудиторией, когда человек знает, что за несколько секунд все «шоу» может завершиться. Вот что пишут об эпизоде биографии одного из лучших взломщиков Нью-Йорка сразу после совершения им очень большого ограбления на девятом этаже отеля:
Он вернулся назад на восьмой этаж и спустился на лифте в вестибюль. Обладая тем, что полиция называет «нервами взломщика», он позволил швейцару поймать ему такси. «Первый раз в жизни я не мог дать чаевые швейцару, — рассказал он полиции. — Мои карманы были так набиты драгоценностями, что я не мог бы достать мелочь. Я испытал замешательство»[212].
Здесь присутствует важный ряд допущений. Люди, имеющие серьезные причины бояться скорого ареста, склонны убегать или, по крайней мере, постоянно остерегаться возможной опасности. Эти вполне естественные тенденции можно контролировать, но редко удается полностью скрыть все признаки возбуждения. Следовательно, специалисты, ищущие среди вероятно невиновных действительно виновного, будут закономерно обращать внимание на людей, проявляющих осторожность или тревогу без видимой причины. В этом случае выглядеть смущенным означает разрушить маску, которую можно назвать «выглядеть как все». Но если индивид ощутит, что его вид выдает его, у него появится еще одна причина бояться; подавление желания покинуть создаваемое этим новым страхом поле породит дополнительные признаки неестественности, которые, в свою очередь, будут по кругу усиливать замешательство.
Самообладание во всех его различных аспектах традиционно ассоциировалось с аристократической этикой. Однако в последние годы варианты этого качества усиленно рекламируются беспутными городскими элементами под ярлыком «холодность». Сэру Гарольду мог бы быть отвратителен этот оборот речи, но его совет странствующему дипломату точно выражается словами: «Малыш, не сдувай свою холодность»[213]. Важным моментом здесь является то, что мы обнаруживаем самообладание в качестве предмета ценности и заботы во многих разных культурах и во многих разных слоях общества. Этому, видимо, есть две основные причины.
Во-первых, всякий раз, когда человек находится в непосредственном присутствии других, особенно когда он сотрудничает с ними, например, в совместном поддержании состояния беседы, — для них важна его способность быть компетентным участником взаимодействия. Социальный порядок, поддерживаемый в собрании, строится его участниками из маленьких дисциплинированных поведений каждого. Вклад подобающего поведения объединяется с вкладами других людей, производя социально организованное соприсутствие. Человек должен будет поддерживать контроль над собой, если хочет быть доступным для совместных действий, не разрушая их. Отсутствие самообладания дисквалифицирует его для этих обязанностей и угрожает совместно поддерживаемому миру, в котором другие люди считают себя вправе находиться.
Во-вторых, находится человек в присутствии других людей или нет, любая задача, которую он выполняет, предполагает необходимость свободного умелого использования человеческих способностей — разума, конечностей, особенно мелкой мускулатуры. Часто контроль над ними должен приобретаться и поддерживаться в очень специфических обстоятельствах: любая временная утрата контроля, вызванная беспокойством за ситуацию, сама по себе дает основание для еще большего стеснения и, следовательно, дальнейшей неловкости и т. д. до тех пор, пока человек не смутится настолько, что будет неспособен справиться с задачей. Хорошим примером служат шпагоглотатели. Прикосновение и температура лезвия заставляют неопытных давиться, что, естественно, делает задачу невыполнимой. Как только эта реакция успешно подавляется, обучающийся обнаруживает, что шпага заставляет его горло туго смыкаться. Требуются дальнейшие тренировки, прежде чем эти мышцы расслабятся и шпага сможет проходить без прикосновений. Чем больше шпага касается стенок глотки, тем более вероятен непроизвольный спазм, который, конечно, будет увеличивать количество прикосновений[214]. (Соответственно, чем спокойней шпагоглотатель, тем меньше будет прикосновений и тем менее сжатым будет горло и т. д.) В соответствии с высказанным ранее предположением, подобное затруднение случается в условиях ограниченного времени. Неловкость может приводить к пустой потере времени, что напрягает ситуацию, а это, в свою очередь, создает еще больше оснований для замешательства.
213
Однако нынешняя холодность, по-видимому, имеет свою специфику. Используемое выражение предполагает, что хотя холодность — черта личности, обладающий ею находится в отстраненном отношении к ней, так как сохранение холодности всегда проблематично. Как можно потерять бумажник, так можно и утратить холодность. Понятие это расширилось, охватив не только вовлеченность в разрушительные дела, но и вовлеченность во что бы то ни было, причем предполагается, очевидно, что для людей с уязвимой социальной позицией любое беспокойство может породить неудачу, а безразличие является единственным защитным курсом. Наконец, во фразе «охладись» выражен запрет на поведение, которое может возбуждать нежелательные реакции других и, следовательно, увеличивать угрозу собственной ситуации человека и, вследствие этого, его собственной холодности.
Я мог бы добавить, что определенные трущобные стили речи настолько проникают вверх, что язык, от которого отрекается сэр Гарольд, несомненно, используется его более хипповыми коллегами как доказательство их связи с миром.