Во-первых, в отличие от первичных свойств, в отношении качеств характера есть тенденция рассматривать единичное их проявление как решающее. Так как свойства характера востребуются только в тех редких случаях, когда ситуация неизбежно чревата последствиями, маловероятны немедленные дополнительные его проявления, подкрепляющие или корректирующие это впечатление. Волей-неволей приходится доверять единственному проявлению. Еще важнее, что в представлении об этих чертах исключения не допускаются. Именно тогда, когда человек испытывает наибольшее искушение отклониться от своей линии, у него есть самая эффективная возможность сохранить постоянство и тем самым продемонстрировать свой характер; это постоянство-несмотря-ни-на-что, собственно, и есть характер. Верно, что житейские упреки импульсивны и необъективны и что в другое время и в разных ситуациях индивид может и не сохранять тот характер, который он в настоящее время проявляет, но это к делу не относится. Меня здесь интересует не то, обладает или нет данный человек специфическими характеристиками, а то, как функционируют представления о характере в повседневной жизни. Имея дело с другим человеком, мы допускаем, что выражаемый им в текущий момент характер — полный и устойчивый его портрет; со своей стороны, он делает такие же допущения относительно того, как его будут воспринимать. Конечно, предлагаются оправдания, даются объяснения и делаются исключения, но эта коррекция осуществляется в связи с исходным допущением, что данное проявление является решающим, и часто она недостаточно эффективна.
Во-вторых, как только обнаружено свидетельство силы характера, ее не надо специально вновь доказывать, по крайней мере, прямо сейчас; на время субъект может положиться на эти данные. Он может положиться на допущение других людей, что при возникновении соответствующих обстоятельств он подтвердит представление о своих манерах и будет действовать с характером. Но, конечно, это добавляет опасности в моральной жизни, так как мы склонны действовать в свете оптимистических представлений о самих себе, которые были бы опровергнуты, если бы подверглись проверке.
В-третьих, существует убеждение, что, как только человек потерпел неудачу в определенном отношении, он с этого момента становится совершенно другим и может просто сдаться. Солдат, которому была внушена идея, что он обладает волей и эта воля либо все выдерживает, либо бывает полностью сломана, может вследствие этого быть склонен выдать все, что знает, на вражеском допросе, если он уже выдал хоть что-то[222]. Подобным образом, тореадора можно считать утратившим всю свою доблесть после первого ранения[223]. Также и на ипподромах говорят о жокеях, «потерявших кураж» и затем либо плохо скакавших, либо вообще отказывающихся скакать. Рассказывают истории о знаменитых жокеях, которые, чувствуя, что потеряли кураж, объявляли об этом и бросали скачки[224]. Похожие истории рассказывают о дайверах. И в детективных романах часто описываются крутые полицейские и преступники, которые, получив жестокую трепку, никогда уже полностью не могли восстановить свою храбрость. И конечно, есть общее убеждение, что, как только цена человека установлена и оплачена, он утратил свою надежность и с тем же успехом может теперь принимать небольшие, но частые взятки.
Наряду с убеждением в «легкой утрате» куража, непрочности моральных устоев и постоянной изменчивости есть и другое: после долгого отсутствия куража и моральных устоев человек внезапно может обрести отвагу, и с этого момента продолжать обладать ею.
Каэтано Ордонес, Нико де да Пальсия, который мог бы замечательно справиться с мулетой любой рукой, был замечательным исполнителем с большим художественным и драматическим чувством фаэны, но он никогда не стал таким, как прежде, после того как обнаружил, что быки приносят неизбежный срок пребывания в госпитале и, быть может, смерть на своих рогах, так же как и пять тысяч песет на своих загривках. Он хотел денег, но был не расположен подходить за ними к рогам, после того как открыл плату, собираемую с их острия. Храбрость проходит такое короткое расстояние от сердца до головы, но, когда она идет, никто не знает, насколько далеко она уходит; может быть, в кровотечение или в женщину, и плохо оставаться в деле боя быков, когда она ушла, не важно куда. Иногда вы получаете ее назад при следующем ранении, первое может принести страх смерти, а второе может забрать его обратно, и иногда одна женщина забирает храбрость, а другая возвращает ее. Тореадоры остаются в деле, полагаясь на свои знания и способность ограничивать опасность, и надеются, что храбрость вернется, и иногда она возвращается, а в большинстве случаев — нет[225].
222