Ковбой в дуэли на кнутах особенно обращает внимание на сотрудничество и уважение правил, требующиеся от всех участников, чтобы игра успешно формировала и испытывала характер. Оба участника должны относиться к игре серьезно; оба, как предполагается, должны быть доступными, добровольно предаваясь игре. Во время боя, если герой обнаруживает у себя даже легкое преимущество, он должен презрительно отказаться от него, так ограничивая себя средствами выявления этого, чтобы не оставить злодею способов увильнуть от проявления его характера, что и происходит в итоге. И, выиграв вызов или дуэль, герой может повернуться спиной к противнику, зная, что раз установленному превосходству не будет вновь немедленно брошен вызов и что, в любом случае, постоянная забота об этом не возводится в ранг достоинства[238].
С учетом этих предположений о динамике игры характеров коротко рассмотрим некоторые ее следствия.
Индивид, избегающий судьбоносных событий, должен был бы избегать схваток или ускользать невредимым из тех, которых нельзя избежать, будь он обидчиком или обиженным. Почти все так делают, хотя о кайзеровских офицерах говорили, что они делали это с трудом. Даже Казанова, который, согласно его собственным описаниям, был грозным фехтовальщиком и джентльменом с сильным характером, признавался в таком избегании, комментируя его в эпизоде, когда честь принуждала его к дуэли с незнакомцем:
Мы приятно поужинали и весело беседовали, и ни слова не было сказано о дуэли, за исключением того, что английская леди, я не помню, в какой связи, произнесла, что человек чести не должен никогда рисковать, садясь к столу в отеле, если он не готов при необходимости вступить в схватку. В тот момент реплика была очень верной, ведь человек должен был хвататься за шпагу из-за праздного слова и подвергать себя последствиям дуэли, иначе на него стали бы презрительно указывать пальцем даже женщины[239].
Второе следствие вытекает из первого. Оно связано с «состязанием состязаний». Склонность индивида избегать случаев, когда характер оказывается под ударом, принудительно вовлекает его в состязание за то, будет или нет состязание. Агрессор, зная, что жертва готова искать почти любое средство, чтобы избежать раскрытия карт, может заставить ее продемонстрировать эту слабость при свидетелях, в то время как сам демонстрирует собственную храбрость.
Инициатор состязания состязаний может начать его либо путем нанесения оскорбления, на которое другой человек вряд ли сможет не обратить внимания, либо отвечая на небольшое или даже микроскопическое оскорбление таким образом, что втягивает почти невиновного обидчика в драку[240]. Если жертва все еще отказывается вступить в битву, агрессор может подстрекать ее все более неприятными поступками с явными усилиями либо обнаружить ее «точку возгорания», либо продемонстрировать, что она ее лишена. Мы говорим о «травле», «установлении рангов», «зондировании» или «выведении из себя», если агрессор — вышестоящий; и о «наглости», если агрессор — подчиненный. Повторим, что, хотя этот род агрессии может не быть широко распространенным (по крайней мере, в повседневной жизни среднего класса), тем не менее, все контакты лицом к лицу между индивидами управляются множеством ожидаемых знаков уважения. Агрессор легко может трансформировать этот порядок в опасное поле судьбоносного межличностного действия. Например, повсюду, куда человек идет, он насаждает молчаливые требования, чтобы другие присутствующие уважали непосредственно окружающее его личное пространство, не вторгаясь в него своими взглядами, голосами и телами. Везде эти территориальные знаки вежливости поддерживаются автоматически, без раздумий, тем не менее, они везде предоставляют мощные средства, посредством которых агрессор (через подчеркнутое неторопливое игнорирование их) может подвергать испытанию честь человека. Подобным образом незнакомые люди в общественных местах связаны вместе определенными минимальными обязательствами взаимопомощи, устанавливающими, например, право спросить о времени или направлении либо даже попросить сигарету или мелкую монету. Принимая такой предлог, индивид может обнаружить, что у него спокойно забирают всю пачку сигарет или всю мелочь из руки, в то время как агрессор удерживает его взгляд, и оскорбление фиксируется во взаимно распознаваемом взаимном осознании. Продавец зелени с тележки в трущобах может столкнуться с тем, что в такой же манере у него отберут фрукт[241].
238
Это странное судьбоносное доверие к честности только что поверженного врага имеет очевидную социальную функцию. Без такого доверия доминирование и неофициальная иерархия не обеспечили бы практического социального механизма для установления временного порядка. Если бы противники вновь вступали в схватку сразу после того, как одна сыграна, никакой порядок не мог бы быть установлен. Каждый все время либо был бы занят борьбой, либо стоял на страже. В любом случае, обнаруживается «финальная самоподача» победителя как стандартный ход в завершении широкого диапазона состязаний: борцовских схваток, боя быков, ковбойских дуэлей и т. д.
239
The Memoirs of Jacques Casanova / tr. A. Machen. N.Y.: Dover Publications, 1961. V. 2. p. 958.
240
Л. Яблонски при описании типов членов банд приводит логическую крайность: «…другие молодые люди, которые могут быть отнесены к категории маргинальных членов банды, являются социопатами, почти всегда готовыми к борьбе с любой другой бандой. Они ищут насилия или провоцируют его просто, как они говорят, „ради пинков или действия“. Они не обязательно являются членами какой-то конкретной буйной банды, хотя в некоторых отношениях они члены всех. Они присоединяются к бандам, потому что для них это удобная и легко доступная возможность для насилия. Когда банда как инструмент им не подходит, они „катят свою собственную“ форму насилия (например, три танцующих убийцы, которые забили мужчину ногам до смерти за то, что тот „насвистывал песню, которая нам не нравилась“). Так, в одном типичном сценарии, используемом этим типом парней, парень подходит к постороннему с резкой репликой: „Что ты сказал о моей матери?“ Затем на жертву совершают нападение, прежде чем она может ответить на вопрос, на который, естественно, нет подходящего ответа для предотвращения атаки» (
241
Хотя эти различные «шуточки» направлены против индивида, он нередко отчасти символизирует более широкую группу: мир взрослых, полицейскую власть, белых и т. д.